Юрий Борев - Луначарский
Еще 25 сентября 1918 года Сергей Федорович Ольденбург специально приехал в Москву, нанес официальный визит в Наркомпрос и вручил письмо, в котором остро ставился вопрос о необходимости преодоления бедственного положения ученых. В этом официальном послании говорилось: «Люди умственного труда находятся в особо тяжелом положении. Они поставлены в наихудшие условия относительно питания и привлекаются часто к трудовой повинности, а квартиры их не свободны от случайных постоев, библиотеки — от разгрома и конфискации. В их среде наблюдается, по заключению врачей, особо сильное физической истощение, а ряды их быстро тают вследствие болезней, многочисленных смертей и отъездов за границу. От имени Академии отмечена желательность принять следующие меры: прекратить походы против людей умственного труда и охранять властью их безопасность; освободить их от добавочной трудовой повинности; обеспечить безопасность их жилищ и рабочей обстановки от случайных вторжений; принять срочные меры для обеспечения лучшего питания».
Луначарский предпринял энергичные действия для облегчения общего положения и бытового устройства интеллигенции, однако переломить ситуацию ему не удалось.
Летом 1919 года академик Иван Петрович Павлов написал письмо в Совет народных комиссаров Бонч-Бруевичу, полное негодования, глубокой грусти и великого достоинства. В письме вновь говорилось о бедственном положении ученых. Бонч-Бруевич с этим письмом пошел к Ленину.
Войдя в кабинет, Владимир Дмитриевич подошел к письменному столу, за которым сидел Ленин, и молча подал ему письмо академика Павлова. Ленин быстро прочел письмо и сказал:
— Да, академик Павлов совершенно прав! Он написал изумительно честно и откровенно. Мы должны особо ценить таких людей. Правительство примет все возможные меры к улучшению положения ученых. Сейчас же обдумайте практические шаги. Сегодня же вечером подробно обсудим этот вопрос. Срочно по прямому проводу вызовите Зиновьева и передайте ему мою просьбу, под личную его ответственность, немедленно обеспечить Павлова, его помощников, его лаборатории всем необходимым. Отметьте особенно, что академик находится в преклонном возрасте. Наши могут этого не знать…
— Да, Владимир Ильич, когда я прочитал письмо академика Павлова, я подумал: неужели настало такое время, когда нас начнут покидать и такие люди, как Павлов?
— Надо оповестить Павлова и всех ученых, что мы дадим им все — от личной обеспеченности до самых лучших лабораторий, библиотек и научных кабинетов. Мы добьемся расцвета науки так, как нигде в мире. А пока постараемся сделать все возможное для Павлова, но приходится терпеть: кругом война… Ответьте Павлову, я сам написал бы, но вы видите, что у меня. — Ленин обвел широким жестом стол, заваленный шифрованными телеграммами, письмами, докладами, и продолжал: — Просите академика Павлова не уезжать из России. Только напишите осторожно, вежливо…
Вскоре в кабинет Владимира Ильича в Кремле вошел Алексей Максимович Горький. Ленин отложил в сторону бумаги, встал из-за письменного стола и, улыбаясь, пошел навстречу Горькому.
— Вот приехал по безотлагательному делу. Может быть, раньше нужно было вас потревожить, Владимир Ильич, однако пока не допекло, не решался отвлечь от работы. Владимир Ильич, я разрешу себе перечислить хотя бы некоторые фамилии выдающихся деятелей науки и искусства, которые в невыносимых условиях, сложившихся в Петрограде, погибли… Я разрешу себе перечислить тех видных деятелей культуры, которые стоят на берегу гибели… Большие ученые и литераторы решительно не приспособлены к борьбе за кусок хлеба.
— Алексей Максимович, вы нарисовали трагическую картину. Однако история сможет сегодня предложить интеллигенции лишь разделить трудную и героическую судьбу народа. Вы хорошо знаете, что речь идет не о бедствиях интеллигенции, а об общенародных бедствиях в результате войны и разрухи. Я прошу вас лично стать во главе дела помощи и спасения научной и художественной интеллигенции. Давайте создадим комиссию улучшения быта ученых (КУБУ — новая аббревиатура! — Ю. Б.), которую вы и возглавите. Держите связь со мною. Обещаю твердую поддержку. О всех затруднениях сообщайте Бонч-Бруевичу.
Ленин обернулся к Бонч-Бруевичу и попросил его:
— Владимир Дмитриевич, сообщите, пожалуйста, о нашем решении в Петроград, председателю исполкома. Мы, Алексей Максимович, начинаем борьбу за хлеб, за самое простое человеческое существование.
Борьба за хлеб и условия жизни и работы писателей и ученых охватывает не только конец 1910-х, но и начало 1920-х годов. Хлеб и другие необходимые продукты являлись в эти годы теми высшими ценностями, скудные запасы которых были централизованы. Поэтому такие ведущие представители интеллигенции, как Горький или руководители Академии наук Стеклов и Ольденбург, обращались именно в советское правительство по поводу проблемы тепла, света и пищи для терпящей бедствие интеллигенции.
27 января 1921 года Горький с группой ученых, в которую входили С. Ф. Ольденбург, В. А. Стеклов, начальник Военно-медицинской академии В. Н. Тонков, были приняты Лениным.
Стеклов сказал:
— Академия и академики нуждаются в вашей помощи, Владимир Ильич. Нужны новые ассигнования на научные исследования. Необходимо позаботиться об улучшении материального положения ученых. Мы просили бы произвести национализацию имения покойного академика Шахматова в Саратовской губернии на предмет создания там дома отдыха для научных работников, необходимо возобновление научных связей… По поводу этих и других подобных вопросов мы подготовили ряд документов и хотели бы передать их в правительство.
Ленин ответил:
— Все ваши пожелания, все поставленные вами вопросы будут внимательно изучены и, по возможности, безусловно, удовлетворены. Я прошу вас понять и передать это вашим коллегам, что мы хотели бы сделать для ученых гораздо больше того, что можем пока сделать. Но когда народ голодает, мы не можем даже для самых ценных и нужных нам людей сделать больше, чем для других.
Ленин на минуту замолчал, а потом, улыбаясь, продолжил:
— Необходимо, чтобы вы, старые работники, жили дольше, и необходимо, чтобы вы не жалели сил и времени на подготовку новых научных кадров.
Ленин проводил академиков до дверей кабинета, а Горького попросил остаться. Обращаясь к писателю, сказал:
— Вот — умники! Все у них просто, все четко сформулировано, сразу видишь, что хорошо знают, чего хотят. С такими людьми работать — одно удовольствие.
В числе многих походов в высшие инстанции во имя создания быта и условий для работы интеллигенции существенно и посещение в 1922 году Владимиром Андреевичем Стекловым Луначарского. По поручению президиума Академии наук Стеклов приехал в Наркомпрос и высказал наркому тревогу по поводу состояния помещений академии. За долгие годы германской и Гражданской войн плохо отапливавшиеся и неремонтировавшиеся здания пришли в аварийное состояние. Стеклов сказал:
