Андрей Ерёмин - Отец Александр Мень. Пастырь на рубеже веков
Он был осуждён и специально отправлен в Рим для публичной казни, чтобы как можно больше людей увидело его смерть и устрашилось, чтобы увидев, что он поколебался, быть может, и сами бы поколебались.
Ожидая своего смертного часа, Игнатий проделал долгий, по тогдашним понятиям, путь. Из Сирии в Рим, по дорогам, по морю на кораблях, от порта к порту, все ближе и ближе к месту своей казни. Они хотели превратить его путешествие в пытку, однако для него эта дорога стала путём торжества. Его всюду встречали христиане; в то время их было уже много, несмотря на то, что не прошло ещё и восьмидесяти лет со дня Воскресения Христова и Пятидесятницы.
Во все Церкви отправлял он свои послания, и к счастью, некоторые из них дошли до нашего времени. И сейчас, читая его слова, мы узнаем, что значит обетование Христово: “Блаженны изгнанные правды ради, ибо ваше есть Царство Небесное”.
Блаженны! Мы всегда думаем, что человек гонимый, теснимый, находящийся в скорби, — это человек с помрачённым сердцем. Но вот мы видим Игнатия Богоносца, который изгнан правды ради, и не только изгнан, но и на смерть ведом, но он блажен, он счастлив!
Епископ Игнатий говорит в своём послании: “Только теперь я становлюсь учеником Христовым”. Он за честь почитает стать мучеником, он ожидает встречи с Господом как самой высокой радости в своей жизни. В его посланиях нет и следа колебаний, страха или уныния. Почему? Откуда такая сила? Ответ заключён в самом его прозвище — Богоносец!
Игнатий носил Христа в сердце и уподобился Ему. Поэтому и шёл он на смерть, как на Воскресение. Поэтому он был блажен — изгнанный правды ради. Поэтому он был счастлив, что удостоился потерпеть за Господа…
…Можем ли мы сказать о себе, что мы блаженны? Нет! …Мы с вами мало похожи на блаженных и радостных… А почему? Почему, когда нам дан Крест Христов, мы это Обетование на себе не ощущаем? А только потому, что мы не подражаем таким людям, как Игнатий — епископ Антиохийский, Богоносец. Он носил Христа в сердце… А разве мы не можем? Он принял Его в свою душу… А разве мы не должны? Разве тогда не будет для нас честью и блаженством потерпеть, испытать трудности?
Так святой Игнатий указывает нам путь к счастью не только в мире покоя и радости, но и в беде, и в страданиях, и в несправедливости… Путь один: познай Своего Господа, познай как можно глубже! Через молитву, через Священное Писание, через Святую Чашу, через размышление, через любовь, веру и надежду. Познай Его! Введи в своё сердце! Будет с тобой Христос — будешь блажен. И тогда ничто не страшно. Тогда мы будем знать, что претерпевший до конца воистину спасён будет. Спасен тот, кто приведён пред лицо Господа и соединился с Ним вовеки».
Отцу Александру часто задавали вопрос: почему Бог попускает природные катаклизмы, почему, например, случаются землетрясения? Относясь к природе как к живому организму, связанному с человеком, батюшка и природные катаклизмы объяснял не как наказание, а как реакцию этого таинственного, живого целого. Всякая деградация, прежде всего духовная, не проходит для мира безболезненно. Зло, излучаемое людьми, вносит в природу какофонию, природа начинает содрогаться. Как у человека бывает нервный тик, так и в природе могут идти тектонические процессы, которые слепо отражают происходящее в мире. И это только убеждает нас, что все мы на Земле зависим друг от друга, все мы друг за друга в ответе.
Гонения на других христиан, убитые святые — все это не проходит для Церкви бесследно. «Дополняйте же меру отцов ваших», — говорил Господь (Мф 23.32). Значит, существует мера зла, за которую потом приходится расплачиваться потомкам. Люди запускают в действие нравственно–исторические законы, которые осмысленны только в Библии и вне библейского мировоззрения непонятны.
«Новый народ Божий, приняв Завет Христов, несёт ту же ответственность, что и древний Израиль. Поэтому он будет постоянно переживать “судные дни”, доколе борьба добра и зла не достигнет высшей точки напряжения…» [167].
В чём главная проблема сегодняшнего христианства? Не в атеизме, а в том, что верующие относятся к миру, в котором призваны стать «солью», с гордостью и самодовольством, с неприязнью и равнодушием.
Отец Александр постоянно указывал в своих проповедях на эти стороны церковной религиозности, которые отдают веру на откуп бытовому ритуализму и язычеству.
Главное, подчёркивал батюшка, жить не воображая, что все в духовной жизни в порядке. Равнодушие и самодовольство — это болото, в котором погрязает душа, это смерть души. Священник А. Ельчанинов писал: «Равнодушие верующих вещь гораздо более ужасная, чем тот факт, что существуют неверующие»[168]. Неверующие — как бы наказание за то, что существуют равнодушные верующие.
Комментируя Апокалипсис (Откр 3.15) отец Александр писал: «Что значит “не горяч и не холоден”? Здесь даются два полюса в человеке. Один полюс — с Богом, другой против Бога. Если человек с Богом, это значит, что он стоит на пути к благословению. Если человек горяч против Бога, он может, как Савл (будущий апостол Павел) обратиться, значит, у него душа кипит…» [169].
«Я знал, — говорил батюшка, — многих людей, которые стали истинными христианами, а прежде у них христианство вызывало какое‑то отталкивание. А те, которые, в общем, очень благожелательно относились к вере, так за всю жизнь и не обратились. Много было примеров таких “гуманных” людей. Для них всё было заодно… Такие люди везде ездят, чтобы узнать что‑нибудь “интересненькое”… Они не против Бога, но к Богу по–настоящему не пришли, представляют из себя неизвестно что».
Примером человека такого рода в Евангелии является богатый юноша (Мк 10.17–23). И отец Александр говорил, что «нам всем после обращения и всегда может угрожать такая опасность. Ибо процесса непрерывного возрастания нет, и нам это не дано. У нас есть процесс возвращения к юности, возвращения к первой любви, постоянного обновления» [170].
6
В проповедях, исповедях, беседах отец Александр приобщал нас к своему опыту веры. Он говорил о тайне Богочеловечества, подбирая самые точные и простые слова, удивительно меткие и ёмкие метафоры. Но себя он при этом умалял, его самого как бы не было. Был Господь. Именно поэтому отцу Александру так удавалось передать Его Образ или образ святого, или евангельское событие… Это настоящее вживание, полное слияние с тем, о ком он говорил, было не только следствием его художественного таланта, но и знаком глубокого смирения.
