Андрей Танасейчук - О.Генри: Две жизни Уильяма Сидни Портера
Поскольку речь зашла о «творческой кухне» О. Генри, нельзя не упомянуть и еще о двух важных моментах. Первый касается тех самых «работающих женщин», другой — более общего характера.
Однажды писателя спросили: если он так интересуется положением этих несчастных продавщиц и они занимают такое большое место в его рассказах, то почему не идет в универсальный магазин, чтобы наблюдать за ними на их рабочем месте? Нет ли у него в планах такого исследования?
«Конечно, нет, — отвечал писатель, — не стоит изучать этих девушек в универсальном магазине; их подлинная натура открывается не на работе, а вне ее. Настоящую историю не сочинить с помощью арифмометра»[267].
У. Уильямс, который тесно общался с О. Генри в течение нескольких лет, совершенно справедливо утверждал: «Он изучал свою рыбу в воде, а не на суше. […] Охотничьими угодьями О. Генри были тротуары Нью-Йорка, парки, рестораны и забегаловки всех сортов, бары и салуны, включая скрытые от досужих глаз задние комнаты самых скверных из этих заведений. Он охотился у витрин шикарных продовольственных магазинов на Шестой авеню и на перекрестках Двадцатых улиц. Время от времени его можно было заметить в обеденных залах отелей на Тридцатых улицах или в ресторанах классом повыше на Бродвее. Но совсем не часто. Он не имел ничего против Пятой авеню, но Пятая авеню[268] ему была не интересна. Тот тип людей, который его действительно интересовал, вырос не здесь и не здесь проводил свою жизнь. Он не хотел выклевывать по крупицам из Четырех Сотен[269] (речь идет о представителях самых богатых семейств Америки — обитателях Пятой авеню. — А. Т.), но предпочитал выхватывать куски жизни Четырех Миллионов (население Нью-Йорка в начале XX века. — А. Т.)»[270].
Впрочем, «нью-йоркская вселенная» О. Генри была не слишком велика. Ему не было нужды последовательно — район за районом, квартал за кварталом — изучать весь огромный город. Его «охотничьи угодья» включали прежде всего Ирвинг-плейс и ближние окрестности — и покидать их особой необходимости не было: всё многообразие человеческих типов и коллизий — комедий, трагедий и мелодрам носили в себе те, с кем он общался здесь. В связи с этим, кстати, однажды в разговоре с Гилмэном Холлом О. Генри заметил: «Я себя чувствую так, словно всю свою жизнь прожил на каждой из нью-йоркских улиц, где каждый дом полон сюжетов»[271]. А позднее, в своем единственном интервью (в 1909 году), выразился еще более определенно: «Люди говорят, что я хорошо знаю Нью-Йорк. Замените Двадцать третью улицу в одной из моих нью-йоркских историй на Мэйн-стрит, уберите Флэтирон-билдинг (небоскреб на пересечении Бродвея и Пятой авеню. — А. Т.) и вставьте Таун-холл (то есть Городской совет, который есть в любом более или менее крупном населенном пункте страны. — А. Т.), и рассказ останется столь же правдивым — а действие его может развиваться в любом городе Штатов. Во всяком случае, надеюсь, что могу сказать это о любой из своих историй. Поскольку рассказ предполагает правдивое изображение человеческой натуры, всё, что вам нужно — лишь поменять местные реалии, а город подойдет любой. И если у вас всё в порядке с глазами — можете не замечать чалмы и набивные халаты, — тогда вы увидите, как перед вами парадным строем вверх и вниз по Бродвею проходят все персонажи из “Тысячи и одной ночи”»[272].
Глава пятая
ПЕЧАЛЬНЫЙ КАЛИФ: 1904–1910
На пороге и за порогом славы
Весь 1904 год, связанный контрактом с «Нью-Йорк санди уорлд», О. Генри работал практически беспрерывно, как на конвейере, «выдавая на-гора» по рассказу еженедельно. Всего за год для еженедельника он сочинил 51 рассказ (с одним не поспел к сроку — летом около двух недель отсутствовал, гостил в Питсбурге). Конечно, не все они равноценны. И всё же среди добротных, но вполне «проходных», таких как «Маятник», «С высоты козел», «Мемуары Желтого Пса», «Через двадцать лет» или «Зеленая дверь», бблыиую часть составляли признанные шедевры: «Родственные души», «Шехерезада с Медисон-сквер», «Фараон и хорал», «Бляха полицейского О’Руна», «Роман биржевого маклера», «Недолгий триумф Тильди» и др. Нетрудно заметить, что главным образом рассказы, написанные в этот период, представляют собой «нью-йоркские истории». Но О. Генри сочинял и другие, — действие которых развивается не в Нью-Йорке, а, например, на западе США, в Латинской Америке. Эти рассказы публиковались обычно в «Смарт сет», «Энслиз», «Космополитэн мэгэзин», в других изданиях. Таких историй в 1904 году он тоже написал немало — к тому, что опубликовала «Нью-Йорк санди уорлд», нужно добавить еще 15 новелл.
С появлением каждого нового рассказа, подписанного «О. Генри», литературная известность автора, конечно, росла. Не слишком, правда, выросли его гонорары (в основном ему продолжали платить всё те же 100 долларов за публикацию, иногда чуть больше, иногда чуть меньше). Но в ту эпоху, несмотря на популярность и очевидную востребованность журналами (и читателями) короткой прозы, в негласной табели о рангах роман всё-таки стоял неизмеримо выше рассказа. Соответственно, и писатель, сочиняющий романы, считался «больше» писателем, нежели новеллист. Едва ли подобную точку зрения разделяли многоопытные Г. Холл или Р. Даффи, но их коллеги помоложе — Р. Дэвис, У. Уильямс, а также, например, А. Партлан или У. Байннер явно придерживались иного мнения. Да и творческая судьба кумиров О. Генри — Ч. Диккенса, М. Твена, Ф. Брет Гарта, а также наиболее успешных среди его современников Г. Джеймса, P. X. Дэвиса, Дж. Лондона, да и многих других — свидетельствовала о преимуществе крупной литературной формы. Чтобы закрепить (и развить) успех, необходимо было писать роман. И роман был написан. И опубликован в том же 1904 году. Он получил название «Короли и капуста»[273].
Читателям (и почитателям таланта) О. Генри он хорошо известен. Поэтому не будем даже пытаться пересказывать его сюжет. Нам интересно другое — его истоки.
Что касается общей мотивации, то она, исходя из вышесказанного, вполне ясна. Но необходим был и непосредственный импульс — тот самый, что превращает нечто эфемерное, лишенное формы и витающее где-то в воздухе, в конкретный сюжет с выверенной коллизией, населенный героями с именами, характерами и судьбами. Такой «импульс» у О. Генри был. Его дал человек по имени Уиттер Байннер. Он, как известно, трудился редактором в холдинге Макклюра (тот включал газетный синдикат, журнал, издательство и типографию) и был близким приятелем писателя. Прежде всего, именно он старательно втолковывал О. Генри, почему необходимо писать роман. По характеру, темпераменту и привычкам тот был, конечно, не способен мгновенно (и положительно) отреагировать на слова Байннера и, скорее всего, с благодушной улыбкой и ворчанием отмахивался от его идеи. Но друг был настойчив и не собирался сдаваться. Неизбежен вопрос: кому принадлежала инициатива? Лично Байннеру? Или она была согласована с С. Макклюром, владевшим и умело управлявшим холдингом? В принципе это не очень важно. Куда важнее другое. Роман не был химерой, которую нужно было сначала осуществить, а затем думать, куда его пристроить. Байннер не просто агитировал за роман, он гарантировал, что тот без проволочек будет напечатан у Макклюра. Забегая немного вперед скажем, что так и случилось: роман «Короли и капуста» был подготовлен издательством McClure в рекордные сроки и на прилавках появился уже в конце 1904 года.
