Джон Эш - Византийское путешествие
Пантократор
Купола монастыря Пантократор величественно вздымаются над вершиной холма, господствующего над Золотым Рогом. Во время предыдущих приездов в Стамбул я избегал этого места, хотя здесь находится усыпальница императоров Иоанна II Комнина, Мануила I Комнина и Мануила II Палеолога – людей, к которым я испытываю величайшее уважение. Это уважение и не позволяло мне идти туда, поскольку я слышал, что Пантократор пребывает в полном запустении, и не хотел испытать разочарование. Тем не менее в полдень 28 июня я решил, что откладывать поездку туда нельзя: мое путешествие подходило к концу, пришло время отдавать последние долги.
Мы идем по переулку, круто взбирающемуся вверх под аркой акведука Валента. Все в этом нищем районе имеет цвет грязи, пыли и гнилого дерева: всюду видны фундаменты обвалившихся стен и остатки арок, вероятно развалины внешних строений монастыря. Люди на извилистых переулках указывают нам путь, и, выбравшись наконец из морока обвалившихся домов, мы видим перед собой три соединенных друг с другом церкви Пантократора. На них многочисленные следы увечий – заложенные кирпичом окна, грубые подпорки вместо мраморных декоративных колонн… Но семь апсид храмов, украшенных нишами и декоративными аркадами, производят чарующее впечатление застывшей волны. Кирпич и каменная кладка мягкого красного цвета. Я счастлив, что все-таки оказался здесь.
Относительно Пантократора нет нужды прибегать к догадкам и гипотезам, поскольку до нас дошел текст монастырского типикона, или уставной хартии. И этот составленный в 1136 году под руководством Иоанна II типикон – дотошно детализированный документ, из которого становится известно, чт́о монахи надевали и чем питались, сколько вина пили, где должны были стоять во время церковных служб и каким образом освещать храм. Там же указаны молитвы, которые надлежало читать, и гимны, которые следовало петь во спасение членов императорской семьи. Но для современного читателя значительно важнее те части типикона, которые имеют непосредственное отношение к благотворительной и практической деятельности. При монастыре имелась больница на пятьдесят коек, богадельня на двадцать четыре места, лепрозорий и купальня, в определенные дни отдававшаяся для общественных нужд. Пациенты в больнице обеспечивались матрасами, коврами, подушками, одеялами, рубахами и верхней одеждой. За больными женщинами ухаживали монахини: ежедневно специальные проверяющие обходили палаты, выслушивая жалобы пациентов. Больница располагала приспособлениями для чистки и заточки хирургических инструментов, число которых доходило до двухсот, причем некоторые из них отличались исключительной сложностью. Устные предписания оговаривали мельчайшие подробности питания и гигиены больных, а также отопления и вентиляции помещений.
Роберт Байрон нисколько не преувеличивал, когда писал: «Если говорить об организации благотворительных учреждений, то в Западной Европе вплоть до XIX столетия нельзя найти ничего подобного, что сравнилось бы с отсталым греческим Востоком». Иоанн II лишь следовал по стопам своего отца, построившего комплекс Орфанаж, который, если верить Анне Комнина, имел размеры небольшого города и мог дать пристанище нескольким тысячам опекаемых – больным, сиротам, слепым, престарелым ветеранам… Младший брат Иоанна Исаак также построил больницу, да и другие члены семьи, особенно Анна и Мануил I, не считали для себя унизительным изучать медицину и применять знания на практике. Поскольку все Комнины проявляли неослабевающий интерес к литературе, искусству, богословию, науке и (по необходимости) к военным знаниям, они явно опередили свое время и по праву заслужили звание людей Возрождения.
Любопытно, что, хотя императоры этой династии усердно воспевали военные добродетели своих анатолийских предков и посвящали свободное время такому традиционно мужскому занятию, как охота, женщины под их управлением достигли необычайной степени свободы и влияния. Неподалеку от Пантократора, но чрезвычайно трудно находимая в путанице узких переулков, находится небольшая церковь монастыря Пантепоптес, построенная Анной Далласина, выдающейся матерью Алексея I. Анна Комнина описывает ее как женщину «превосходной добродетели, ума и энергии», имевшую «исключительную способность к общественным делам, владевшую даром организации и управления. Она могла править не одной только Римской империей, но с равным успехом и любой империей этого мира». В первые годы своего царствования Алексей зависел от ее советов, а покидая столицу (что случалось нередко), доверял матери бразды правления. Ее слово было законом, так что основателем династии Комнинов вполне можно считать именно эту женщину. Анна Комнина замечает, что, хотя Алексей «номинально был императором… только она одна имела подлинную власть». Этот воинствующе феминистский по тону панегирик, созданный Анной в честь своей бабушки, был написан с дальним прицелом: она и сама рассчитывала управлять империей посредством своего уступчивого мужа, которому однажды был обещан трон. Лишь после того, как политические притязания Анны Комнина потерпели крах, она взялась за написание великой истории правления своего отца, обеспечившей ей вечную славу. В этом сочинении она демонстрирует всеобъемлющее знание греческой классики, твердые политические взгляды и поразительные познания о ведении осадной войны. «Алексиада», без сомнения, один из шедевров средневековой литературы.
Две Анны – Далассина и Комнина – задали тон: женщины этого семейства отличались образованностью и целеустремленностью. Очень характерна для них реакция севастократориссы Ирины, которая, когда Мануил заподозрил ее в нелояльности, чтобы выразить свое возмущение, поручила известному поэту защитить ее репутацию в стихах. После смерти Мануила его энергичная дочь Мария ввязалась в политику и возглавила восстание против своей мачехи – весьма непопулярной в народе регентши. Ни одна из этих женщин не ограничивала свои интересы и действия традиционными представлениями о том, как подобает вести себя представительницам слабого пола. Будучи образованными членами высшего общества, они полагали своим неотъемлемым правом играть в нем главные роли – весьма плодотворная тема для историков феминизма.
Я приближался к Пантократору с противоречивым чувством: одновременно хотел и не хотел увидеть его внутреннее убранство. Немногое там пережило пятьдесят лет венецианских грабежей и пять веков запустения. Двери были заперты, что, казалось бы, снимало проблему, но возникший откуда-то мальчуган опрометью бросился искать ключ. Из рассказов современников и археологических свидетельств известно, что интерьеры Пантократора отличались когда-то исключительной роскошью. Купол южной церкви поддерживали четыре огромные порфировые колонны, их окружали мозаики, фрески, мраморные облицовки, чудесного цвета эмали и сосуды, золотая и серебряная мебель. Что еще удивительнее – ведь мы считаем это западным изобретением – в окна были вставлены фигурные окрашенные стекла! Всю внутренность храма когда-то наполнял отраженный цветной свет, но то, что мы увидели, когда распахнулась дверь, оказалось невероятно мрачным и зловещим. За вычетом розовых и зеленых мраморных рам дверных проемов, широкие пространства двойного нартекса были лишены каких-либо следов орнаментов, даже кирпичи сводов были вынуты.
