Борис Тихомолов - Небо в огне
— Срочно! Перелетать на Центральный аэродром!
"Начинается!" — подумали мы. На душе волнение перед неизвестным. Такой полет! Такой громаднейший маршрут! Все ли долетим до места назначения?
Застоявшийся самолет принял нас холодком. Но заработали моторы, запульсировали стрелки заиндевевших приборов, и машина согрелась, ожила. Все готово, все в порядке! Выруливаем, взлетаем. Ставлю курс на Москву. Но где же Москва, и где Центральный аэродром? Как найти его, в этой густой смеси тумана и дыма, висящего над столицей?
Однако нашли. Заход, посадка. Подруливаем к указанной стоянке и выключаем двигатели. На аэродроме тихо, и уже стоят другие наши самолеты. Однако до чего же неприятная, промозглая погода!
Выбираюсь из сиденья, чтобы еще раз проверить пассажирский салон — все ли в порядке. Ряды мягких кресел ослепляют белизной чехлов. Ноги мягко тонут в ярко-красной ковровой дорожке. Глушарев уже успел наладить отопление салона, и в самолете тепло и уютно.
Нас никто не встречает. Пассажиров нет. Странно. Ждем минут двадцать. Наконец появляется автобус и из него как-то вяло и с какими-то, как мне показалось, недовольными лицами вылезают офицеры с планшетами в руках. Они расходятся по самолетам. Это кто же? Наши пассажиры? Что-то очень мало — по одному на экипаж.
Вглядываюсь в приближающегося к нам офицера и узнаю в нем знакомого штурмана Сергея Куликова.
Куликов поднимается по лесенке. Здороваемся. Сергей явно не в духе. Говорит ворчливо:
— Штурманом я у тебя. Пошли.
— Как пошли?
— Пошли. Запускай моторы и пошли.
— Ничего не понимаю! А пассажиры? Куликов досадливо махнул рукой:
— Не будут. Пошли, потом расскажу.
Я пожал плечами:
— Ну пошли так пошли.
Запустили моторы. Надо выруливать, а мне все не верится: пассажирский салон пустой. Неужели так и полетим? Куда? Зачем?
С недоумением смотрю за борт. Стоит Голованов и с ним флаг-штурман полковник Петухов. Он машет мне рукой:
— Выруливай! Взлетай!
Отвечаю жестом: "Понял!"
Взлетаем. Легкий, как пробка, самолет тотчас же отрывается от земли и устремляется вверх. Непривычно как-то и несолидно.
На компасе курс 145. Сейчас мы наберем высоту и возьмем курс на восток 90. Ведь нам лететь в… Америку!
Куликов сидит на правом сиденье. Вид у него кислый и какой-то загадочный.
— Курс! — говорю я, обращаясь к нему. Сергей кивает головой:
— Так и держи! Я обалдело хлопаю глазами.
— Это что за новость?! Куда мы летим? Между кресел появляется Глушарев:
— Почему не ложимся на курс? Отвечаю сухо:
— Мы на курсе! — и к штурману: — Показывай!
Куликов разворачивает карту. На ней маршрутная линия: Москва — Сталинград. Курс — 145. Расстояние — 900 километров. И все!
У Глушарева глазки-щелочки превращаются в кругляшки:
— Ничего не понимаю! Что это значит?
— Не знаю, — растерянно говорит штурман. — Этот маршрут мы получили… только вчера. Поздно вечером и…
— Ладно. Раз не знаешь, значит, не знаешь, — обиженно говорю я и отворачиваюсь. Глушарев уходит.
Летим молча. Высота две тысячи метров. Под нами разорванные облака, и земля просматривается плохо: снежный покров смывает очертания рельефа. А мне плевать. Не первый раз. И вообще я зол на штурмана: подумаешь — секреты!
Куликов совсем раскис. Он ворочается в кресле, то и дело посматривая на меня. Наконец не выдержал:
— Ну, чего ты надулся? Думаешь, я от тебя что-то скрываю?
— А то нет?
— Ну, честное слово, ну!..
Заглядываю ему в глаза. Да, действительно, он ничего не знает! Вот так штука!
— Ладно, Сережа, извини.
Появляется Белоус, сует мне в руку бланк радиограммы. Земля запрашивает:
"Сообщите ваше местонахождение".
Передаю радиограмму штурману: это по его части.
Куликов бросает взгляд на часы, потом на карту, что-то подсчитывает по линейке и, перевернув листок, пишет на его обороте ответ. Беру у него радиограмму. Только из моих рук радист подаст ее в эфир.
Читаю: "Пролетели Ковров" — и подпись: "Куликов".
Вот это здорово! Ковров — ведь это на восток. А мы летим на юг.
Быстро подсчитываю: мы в воздухе 1 час 15 минут. Значит, прошли что-то около трехсот километров, и под нами должен быть… Да вот он — Ряжск.
Я готов возмутиться. Только что клялся, что ничего не знает…
— Слушай, Сергей!..
Куликов растерянно улыбается, пожимает плечами:
— Ничего, давай. Так надо, чтобы не знали, куда мы летим.
Ладно, понял. Раз надо, значит, надо, и штурман здесь ни при чем. Визирую радиограмму и передаю ее Белоусу.
Белоус исчезает. Снова молчим. Летим в прослойке между облаками. Земли не видно совсем. Скучно.
Мы в полете уже три часа. Скоро Сталинград, и надо пробиваться книзу. В проходе появляется радист. Подает радиограмму, с тем же самым: "Сообщите ваше местонахождение". Передаю бланк штурману, достаю карту, линейку, подсчитываю. По расчету времени, мы сейчас должны быть примерно в районе Борисоглебск Поворино, а Куликов наверняка даст… Чебоксары.
Куликов улыбается, возвращает мне бланк. Так и есть: "Пролетаем Чебоксары".
Радист уходит и через несколько минут возвращается:
— Товарищ командир! В Сталинграде плохая погода. Нас догоняет маршал. Он предлагает вам пристроиться к нему и вместе идти на посадку.
Куликов заглядывает в форточку.
— Да вот он — справа, сзади.
Голованов возглавляет нашу группу. Он сам ведет машину. у него настоящий "Дуглас" с моторами "Райт-Циклон" и скорость его несколько больше, чем у нас.
— Хорошо. Передай: "Вас поняли, спасибо — пристроимся!"
Я немного польщен и немного обижен: "Что он меня опекает как маленького!"
Пропускаю вперед "Дуглас" и, нырнув под него, пристраиваюсь справа.
Идем рядом, метрах в восьми друг от друга. С правого сиденья мне улыбается через форточку полковник Петухов и рукой показывает: "Сейчас будем садиться!" Ясно, мы готовы!
В облака ныряем вместе. Снижаемся. Валит густой снег. Хлопья его влетают через щель полуоткрытой форточки и тают на щеках. Не отрываю глаз от самолета Голованова. Теперь мы — целое. Повторяю все его движения. Высота сто метров. Пятьдесят! Голованов уверенно снижается. Он в этих местах когда-то летал и здесь все ему знакомо. Каждый кустик, каждый овражек.
На приборе нуль! Ага, кажется, пробились! Но видимость скверная: белый покров сливается с падающим снегом. Горизонта не видать, только рядом что-то мелькает, кажется, овраги.
Голованов убавил скорость. Ясно — сейчас он выпустит шасси! Выпустил! Выпускаем и мы. Закрылки! Идем на посадку, но куда — не имею понятия. Хватился только тогда, когда машина мягко коснулась колесами укатанного аэродрома. Ну и молодец же Голованов! И как он только разыскал в такой погоде аэродром?!
