Андрей Загорцев - Отряд «Холуай». Из жизни моряков-разведчиков Тихоокеанского флота
— Группа, на выход! — скомандовал офицер, и мы в колонну по одному лениво выползли с автобуса и построились. Лейтенант ушёл в палатку кому-то докладывать. Дитер в это время, игнорируя вахтенного возле входа, подошел к палатке, заглянул за полог и кого-то позвал. Наружу высунулся матрос из штабных и начал выслушивать наставления Дитера. Старшина в несколько фраз закончил разговор и при этом пару раз указал на меня. «Штабной» покивал головой и скрылся из глаз. Потом из палатки выскочил лейтенант и кивнул нашему командиру. Из палатки степенно вышел наш «кэп».
— Группа, равняяяйсь! Смирна!! — громко скомандовал Болев, сделал два шага из строя, подошёл к капитану первого ранга и громко отрапортовал:
— Тащщ каперанг! Группа номер «один ноль два подгруппа два» прибыла с выполнения учебно-боевой задачи! Все поставленные задачи выполнены! Отработано две попутных, проведено десять двухсторонних сеансов! Потерь и травм личного состава нет! Оружие, средства связи, технические средства разведки, имущество — в наличии! При проведении налёта на береговой пункт управления израсходовано…
Дитер перечислил израсходованную имитацию. У меня волосы стали дыбом. Ни хрена же себе, сколько мы всего повзрывали и постреляли! Вроде бы и немного всего было, а услышал расход — так дурно стало. Или Дитер специально так докладывает?
Старшина доложил и стал в строй. «Кэп» улыбнулся, показав свои жёлтые прокуренные зубы, и хрипло бросил лейтенанту:
— Я ж говорил, из рас…яев получаются отличные командиры! Вон старшинка шороху дал — операторы из штаба флота за башню хватались!..
Потом повернулся к группе:
— Всему личному составу группы за отличное выполнение основных и попутных задач объявляю благодарность!
— Слу… Саецк… Саю… — гаркнули мы браво.
— Всё группу — на опрос и отчеты! И по подразделениям! Отдых — сутки! — бросил «кэп» лейтенанту и ушёл в штаб…
Первого в палатку затащили меня. Внутри все было перегорожено на небольшие кабинеты. Вахтенный матрос, стоявший у грибка, провел меня по узенькому коридорчику куда-то вглубь и, открыв полог, втолкнул внутрь небольшого фанерного закутка. Внутри стояло несколько самодельных стеллажей, за столом сидел тот самый матрос, которому Дитер показывал на меня. Вахтенный скрылся. Матрос молча помог мне разоблачиться и взгромоздить рюкзак на стеллаж. На верхний клапан рюкзака приклеил бумажку с какой-то печатью, написал на ней «Досмотрено» и расписался. Оружие поставил в другой стеллаж и заставил меня самого расписаться в книге оружия, принятого на временное хранение.
— Слышь, а это не тебя в штаб блатовали? — закончив со всеми делами, начал он расспрос.
— Угу, меня, — опасаясь подвоха, осторожно ответил я и чуть напрягся.
— А ты что ломаешься? В штабе чертежником тоже неплохо. У меня скоро сход на берег — замена нужна.
— Да я рисовать не умею…
— Ага, все вы не умеете! Хотя, если честно, в группу охота. На этих учениях уже не спим какие сутки — карт нарисовали, мама не горюй! — разоткровенничался матрос и предложил мне компоту из фляжки.
Я в откровенности не полез, компота из вежливости похлебал, про выход рассказал вяло. Ну да, высадились, шли — и не более того. Гладко стелет этот штабной старшак. Может, тут методика такая проведения опроса-допроса. Снова заглянул вахтенный матрос и повел меня в другой палаточный кубрик. По дороге в проходе встретились с самим капитаном третьего ранга Чернокутским.
— Здра жела… тащ кап три ранга! — бодро гаркнул я и осекся — на погонах тужурки Чернокутского сверкало уже по две звезды.
— Виноват, тащщ кавторанг! — поспешил я исправиться.
— О, здарова! — поздоровался за руку Чернокутский. — Смотрю: уже в разведку бегаешь, как взрослый. В увольнении будешь, заходи, домой позвонишь, а то твои ругаются, что писем мало пишешь. Ну давай, занимайся, — попрощался он и, придерживая под мышкой черную кожаную папочку, удалился по проходу.
— Ишь ты, карась какой борзый! — восхитился вахтенный матрос. — Друзья у него из управы, минеры за него страсти бают. Ох и салаги пошли. Ладно, не стой, шевели ластами.
На этот раз за столом, заваленным папками, журналами и листами, сидел офицер в расстегнутой тужурке и что-то заполнял в бумагах.
— Садись, матрос, не стой, — бросил он мне и кивнул на стул. Я аккуратно присел на краешек и пододвинулся к столу.
— Тебе пять минут. Вон листок, вон — карандаши и ручка, в верхнем левом углу — номер группы, фамилия, твое подразделение, дата. Можешь нарисовать схемы боевого порядка. Всё, давай поторапливайся.
Я, высунув язык от усердия, начал писать отчёт и рисовать как можно корявее схемы. Не хватало мне еще тут разрисовать схемы, а потом отнекиваться, что не умею рисовать. Офицер тем временем вызвал матроса, приказал ему принести чаю, заполнил еще несколько бумаг, прямо в кубрике с наслаждением покурил. Когда он затушил сигарету, я уже написал отчёт и маялся ожиданием. Отчет был проверен, что-то было подчеркнуто.
— Тебе бы штабной культурки и почерк чуть подправить — неплохой чертежник бы получился, — высказался, глядя на моё «произведение», офицер и снова вызвал вахтенного.
— Так, всё! Этого моряка — в роту! Вызывайте старшину и следующего.
— Тащщ каплейт! С первой роты Аничков в…эээ… командировке… у них там старшина второй статьи Михель за него…
— Та мне абсолютно п… х… кто там! Уводи, давай.
Меня снова проводили в кубрик со стеллажами, и, пока я одевался и получал обратно оружие, прискакал Михал Михалыч и сразу же «поднял пену» в отношении штабного матроса.
— Эээ… слышь ты там, рюкзачину не шмонал? Моряка нашего не обижал?
Какой у нас ротный баталер заботливый. Однако тоже вон звание получил. Всем звания капнули — Болеву, Михелю, Федосу и Чернокутскому. Видно, перед учениями всегда так.
— За него минеры мазу держат, — ответил спокойно штабной матрос, — и вообще, вали давай! Разорался тут, у нас еще народу куча на очереди.
Я взвалил рюкзак за спину, подхватил пулемет с пистолетом и потопал за Михелем в роту.
— Ну, как отбегал, — расспрашивал по дороге баталер, — что с пайка есть или имитации зашкеренное?
Я осторожно ощупал спрятанные во внутреннем кармане комбинезона взрывпакеты. Дам Михелю пару банок консервов да каши, а пакеты оставлю себе. В роте я отдал Михал Михалычу три банки тушенки, две каши и одну рыбную. Больше Михель брать не стал, видно все же совесть имел. Я пообещал вычистить и сдать оружие через двадцать минут и понесся в свой группный кубрик. На баночке мирно дремал второй из «киевлян».
