Реймонд Пристли - Антарктическая одиссея. Северная партия экспедиции Р. Скотта
В этот день печки дымили как никогда, и Дикасон, исполнявший обязанности кока, раньше времени улегся в постель с воспалением глаз, сделавшим его незрячим. Это был самый тяжелый случай такого рода, хотя не проходило и дня, чтобы кто-нибудь из нас не пострадал по этой причине в большей или меньшей мере. При хорошей тяге и равномерном пламени недуг обычно поражал только дежурного по камбузу, но если дымоход был закрыт, жертвами оказывались все. Коричневые жирные пары, подымавшиеся над жировыми печами, и дымом-то не назовешь, но Браунинг вооружил нас достаточно выразительным словцом из словаря своего родного края - Вест-Кантри, и с тех пор выражения "смрад" и "смрадная слепота" не сходили у нас с языка.
В этот же день шестого мая в наше домашнее хозяйство было внесено кардинальное улучшение. Прежде мясо для супа по мере надобности приносили со склада, дневальный садился на пол, где его продувало сквозняком из двери, и разрубал кусок туши с помощью моего геологического молотка и долота. Этот способ разделки мяса для похлебки был далеко не из приятных. Лампы - по сути дела, ночники - давали достаточно света для чтения, если держать книгу вплотную к ним, но отнюдь не для всего помещения. Две обычно находились в ведении кока и дневального, и из них одной распоряжался полновластно кок. Время от времени он зажигал от нее лучину и заглядывал в котел, проверяя, варится ли суп.
Итак, у дневального была одна-единственная лампа, дававшая света вполовину меньше спички, то есть отбрасывавшая небольшой круг света на разрубаемый кусок - и только, остальной пол был погружен во мрак. Свободное место на полу оставалось лишь перед самой дверью, так что несчастный рубщик сидел не только на сквозняке, но и на проходе. Его занятие прерывал каждый, кому требовалось выйти или войти, и это давало нескончаемый повод для шуток. Единственным утешением рубщику служило то, что в этих состязаниях он обычно брал верх, хотя, видит бог, нелегко быть остроумным, сидя на сквозняке перед дырой, величиной два фута шесть дюймов на восемнадцать дюймов [76х48 см]. Рубка мяса в таких условиях имела и другие недостатки, в том числе и тот, особенно неприятный, что сильно пачкался пол. Мы старались ступать как можно осторожнее, но все равно с трудом отдирали от грязного жирного пола финеско, издававшие при этом чавкающий звук.
Дневальный старался удерживать мясо на специальной доске - бывшей крышке от продуктового ящика, - но она, как и все вокруг, была грязная, да и мясо периодически соскальзывало прямо на пол. Отрубаемые куски разлетались во все стороны. То и дело чей-нибудь возглас давал знать, что отскочивший бифштекс ударился о его руку или щеку, и чуть ли не после каждого удара ошметки мяса осыпали банки и ящики с продуктами, стоящие рядом. Каждые пять минут рубщик делал паузу, чтобы собрать дань с обитателей спальных мешков и обчистить ящики и котлы. Но больше всего мяса оставалось, естественно, на полу, на тех самых сальных шкурах и линолеуме, одно прикосновение к которым вызывало отвращение. Даже сейчас мне неприятно думать о том, как много инородных тел попадало в нашу похлебку. Несмотря на зверский голод, иногда казалось, что мы не сможем ее проглотить. Но как только в пещере распространялся запах пищи, все сомнения отпадали, в том числе и у рубщика.
Все это неудобства морального свойства, но были и более важные недостатки, причинявшие физические страдания. Геологическим молотком и долотом не очень-то приятно орудовать даже в холодный день в Англии, каково же держать их в руках на сквозняке при температуре намного ниже нуля. Как только рука соскальзывала с брезентовой обшивки вокруг ручки долота, ее обжигало соприкосновение с железом, поэтому работать можно было только по несколько минут. Через полчаса рука с молотком деревенела от мороза шерстяные рукавицы, насквозь просалившиеся, не защищали от холода, а меховые мы берегли и дома не надевали. Кроме того, в полумраке не всегда удавалось попасть молотком по долоту, а удар по пальцам - отнюдь не лучший способ восстановить кровообращение. Одним словом, рубка мяса относилась к самым неприятным обязанностям дневального, и любые усовершенствования в этой области сильно облегчили бы его участь.
Мы непрестанно ломали себе голову над тем, как оттаивать мясо иным путем. Предлагали, например, установить над огнем треножник, но тогда подвешенное к нему мясо обкуривалось бы дымом от печи, а это никому не нравилось, и предложение было отвергнуто. Более разумной казалась идея подвесить над огнем банку или коробку и в ней размораживать мясо небольшими порциями. Но где взять подходящую емкость? Тут, однако, очень кстати освободилась апрельская банка из-под сухарей, и мы решили воспользоваться ею. По указанию Кемпбелла связали из бамбуковых палок раму, к ней прикрепили банку в таком положении, что она находилась между печкой и дымоходом, но все же высоко над огнем. Конструкция оказалась вполне целесообразной, и мы с удовлетворением убедились, что после суточного пребывания в банке мясо смягчалось до консистенции сыра и легко резалось ножом, не хуже, чем сало. В "духовке", как мы прозвали новое устройство, помещались, конечно, только небольшие куски мяса, что же касается более крупных, то их подвешивали рядом, около огня. По мере оттаивания обращенной к теплу стороны ее обрезали и поворачивали кусок другой стороной к огню.
Отныне в обязанности дневального входило следить за тем, чтобы духовка была заполнена мясом для следующего дня, а также подвешивать замерзшую тушку пингвина Адели. Из-за толстого перьевого покрова она оттаивала намного дольше мяса, поэтому над огнем обычно висело не меньше четырех птиц и дежурный ощипывал и разделывал наиболее податливую. До появления духовки мы расправлялись с пингвинами так же, как с мясом. Если вам хочется узнать, каких результатов мы достигали, положите в морозильную камеру утку в перьях, подержите ее там с неделю, чтобы она смерзлась в камень, а после этого попытайтесь ощипать и разрубить четырехфунтовым [1,81 кг] молотком и холодным большим долотом. Я не удивлюсь, если после обработки вам достанется несколько унций мяса, содержащего к тому же много примесей в виде костей и других несъедобных частей.
Духовка и новые печки существенно облегчили бремя обязанностей кока и дневального, которые исполняли все по очереди, разделившись на пары: Кемпбелл с Абботтом, Левик со мной, Дикасон с Браунингом. Таким образом, каждая пара дежурила раз в три дня. Чтобы дать наиболее полное представление о работе дневального, приведу выдержку из моего дневника:
"Нам так важно экономить керосин, что решили отстранить от пользования примусом всех, кроме Дикасона, бесспорно, нашего лучшего механика, на которого вполне можно положиться. Он чрезвычайно охотно возится с примусом, встает раньше всех, зажигает горелку и ставит на нее суп, подготовленный накануне дневальными. За несколько минут до закипания супа он будит очередного кока и дневального. Одевшись, один идет разузнать, какая сегодня погода, другой собирает кружки и готовится к раздаче завтрака.
