Семен Луцкий - Сочинения
От Адиньки долго ничего не имели, а вчера сразу 4 письма! У них, слава Богу, все благополучно, а Имочка (лейтенант) обучает новобранцев[472]. Страна держится поразительно стойко, работает, молится и верит в победу. Удивительный народ! Я надеюсь, что скоро будет перелом в военном положении и что арабы будут разбиты. И надеюсь, что это произойдет до Адинькиных именин 28/Х, когда ей минет 50 лет! Счастье, что есть USA, но что сказать об URSS?! И о франц<узской> политике!
Родной мой и бесконечно дорогой Вадимушка, как я был тронут твоим письмом накануне твоего отъезда! И твоим предложением помочь мне в издании книги… Спасибо за любовь и за братство (которому действительно 50 лет!)[473]. Книгу «Одиночество» я все же успел отдать Березняку[474], Лифарь[475], милейший человек, заинтересовался ею и снизил цену. Готова будет, надеюсь, к декабрю.
Будь здоров, дорогой мой, крепко целую тебя и обоих Олечек[476].
Ваш Сема.
<Приписка Флоры Луцкой> Дорогие мои, спасибо за любовь и за моральную поддержку. Крепко целую Вас всех. Флора
<На полях 1-й страницы> Вчера у нас был твой чудный Саша, как Вы должны гордиться таким прекрасным сыном… Как твоя нога, продолжаешь ли хромать или сделаешь операцию?
Nir Ezion 6/XI <19>73
Дорогой Вадимушка,
У нас горе: Emanuel пал на Синайском фронте 14/Х[477]. Вся деревня знала об этом, но скрывала от семьи пока не получилось официальное сообщение. Адинька и вся семья держится поразительно мужественно.
Здесь все люди с железными нервами…
Мы вернемся в Париж в конце ноября.
Целую вас обоих.
В<аш> Сема.
Париж, 19/ХII
Дорогой мой Вадимушка,
Мы вернулись в Париж 12/XII, с болью оставили Адиньку и детей с их страшным горем… Твои письма получили, они были большой поддержкой для нас, как и бесчисленные письма и телеграммы от всех друзей. Образ Имочки живет в нас неизгладимо, так и видим его горящие глаза и все время спрашиваем себя: зачем, почему и можно ли быть уверенным для чего? Будущее страшно и неизвестно, весь Израиль потрясен гибелью почти 3000 молодых и, стиснув зубы и сжав кулаки, ждет или хромого мира или… новой войны. «Счастье», что Имочка не попал в плен в Сирию: ведь она, несомненно, убила всех пленных (после жестоких пыток), а потому и не хочет дать списка пленных… Какое страшное время! Кровь и нефть, мировая подлость держав, трусость и полное бездушие…
Имочка был убит на Синайском фронте, товарищи его, приезжающие к Адиньке в киббуц, говорят о его геройской смерти, о нем теперь идут легенды. Он пал 14/Х, на восьмой день войны. В деревне об этом уже знали, но скрывали от семьи, не имея официального подтверждения. Мы приехали 28/Х ко дню 50-летия Адиньки, а 29/Х пришла страшная весть[478]. Первые три недели Адинька сидела, как каменное изваяние, потом чуточку пришла в себя и только сказала: «Может быть, Имик погиб для того, чтобы через 6 лет Нетик (ему 12 лет) не пошел на новую войну». Я преклоняюсь перед ее геройством, мужеством и верой, которую она не потеряла. О детях и о Давиде отдельно писать не буду: они все потрясены, но окружают ее любовью и заботами. Десятки и даже сотни людей приезжают, приходят, переполняют ее дом и сидят молча. Потрясающее зрелище[479]! По киббуцу ходить невозможно: все, знакомые и незнакомые, бросаются на шею и целуют. Я только теперь понял, что истинное масонство это у них… Такого братства и такой теплоты я нигде не видел. Какой народ! Но что этому «избранному» народу принесет будущее? Как он может еще не потерять веры и оставаться мужественным, несмотря на его двухтысячелетние страдания?
Еще хочу тебе сказать, что арабы совершили ошибку: если бы она напали на Израиль на еврейский Нов<ый> Г од, то они бы разрушили его вконец, ибо в этот день никто не сидит дома, все куда-то едут по стране, и собрать армию было бы невозможно. А на Киппур все были или дома или в синагогах, и молодые, сбросив с плеч «талес»[480], прямо летели на фронт. Счастье, что удалось остановить и отбить врага, но одного только дня не хватало, чтобы арабы не потерпели полного разгрома: их спасло вмешательство USA и URSS… Ну, а что дальше? Что даст Женева[481]?
Что тебе писать о нас? В душе — рана… Начали как-то жить: принимаем друзей, стараемся «поддержать» здоровье — не для нас, а для Адиньки. которой мы необходимы. Постараемся на Пасху поехать к ней. Сейчас ей будет совсем трудно: обе девочки уедут в Иерусалим в Университет… На днях к ней приехал ее профессор из Хайфского Университета, где Адинька учится, надеюсь, что он уговорит ее возобновить учение, это будет ей спасением. Ну, вот, кончаю это письмо. Жалею, что до войны сдал в печать «Одиночество» — кому нужна будет эта книга? Но как это заглавие подходит к нам и ко всему Израилю!!!
Спасибо, дорогой мой, тебе и Олечке за братскую помощь. Жду от Вас писем, а пока за нас обоих Вас обоих сердечно и нежно целуем.
В<аши> С<ема> и Ф<лора>.
Дай Вам Бог счастливого Нов<ого> Года.
<На полях> Как твоя нога, хромаешь ли?
Paris, 1е 3/I <19>74
Родной мой Вадимушка,
Спасибо за твое, такое братское, письмо. Да, ты брат мой настоящий, морально единоутробный и для меня большое лишение в том, что мы не в одном и том же городе…
Все то, что ты писал, это как будто отзвук от моих мыслей. В одном только ты неправильно понял меня: одиночество евреев — это одиночество не людей, а государства среди других государств. А как люди они имеют много искренней поддержки от людей-неевреев. Это очень много, но самому Израилю от этого не легче среди мирового хамства других держав.
Дорогой мой, спасибо за предложение корректуры моего «Одиночества»[482]. Надеюсь, что скоро увижу тебя в Париже и что первая корректура т<ак>же будет ждать тебя (она обещана к концу января). Я рад тому, что ты начал писать роман, но жалею, что не пишешь тоже стихов. А я, вероятно, еще не «выговорился» и вдогонку книге кое-что пишу, что, конечно, никогда не будет напечатано. Вот мои последние мысли:
Что ж на земле изменится,
Если мои стихи
Вырвутся вдруг, как пленницы
Из тайников души
И упадут бескрылые,
Если им так суждено,
Кровные, грустные, милые,
На равнодушное дно?
Строфы, как камни падают,
Не долетя до небес,
Им навсегда преградою —
Время, пространство и вес.
6/XII <19>73