Виталий Дмитриевский - Шаляпин в Петербурге-Петрограде
чем-нибудь, так только актером и певцом, моему призванию я был предан
безраздельно. Ио менее всего я был политиком. От политики меня отталкивала
вся моя натура». Эта аполитичность, неуменье точно и глубоко оценить
общественную обстановку, в которой он жил, стремление к обеспеченности,
паническая боязнь нищеты — все это привело певца к непоправимой жизненной
трагедии: из гастрольной поездки, в которую он отправился в июне 1922 года,
Шаляпин более не возвратился на родину. В этом поступке проявились и
неустойчивость, противоречивость натуры певца, податливость влияниям, и его
политическая незрелость; немалую роль сыграло здесь и домашнее окружение
последних лет. В книге «Маска и душа» Шаляпин вскользь замечает, как
воспринимала его жена трудности первых послереволюционных лет: «А Мария
Валентиновна все настойчивее и настойчивее стала нашептывать мне: бежать,
бежать надо...»
Через год после отъезда из России Шаляпин писал художнику К. А.
Коровину: «Как ты меня обрадовал, мой дорогой друг, твоим письмишком. Тоже,
братик, скитаюсь. Одинок ведь! Даже в 35-этажном американском HoteTe,
набитом телами, одинок... Оно, конечно, хорошо — есть и фунты, и доллары, и
франки, а нет моей дорогой России и моих несравненных друзей. Эхма! —
Сейчас опять еду на «золотые прииски» в Америку, а... толку-то!»
Выйдя из самых народных низов, Шаляпин всю жизнь панически страшился
бедности, боялся оставить без средств детей. А их у Шаляпина было десять.
Самая старшая — «Ирина осталась жить в Москве, с матерью Иолой
Игнатьевной Торнаги-Шаляпиной. Но другие дети Шаляпина от первого брака
— Лидия, Борис, Федор, Татьяна, дети от второго брака — Марина, Марфа и
родившаяся в 1922 году Дассия, а также дети Марии Валентиновны Эдуард и
Стелла, приемные дети артиста, жили вместе с ним в Париже. Всем им надо
было учиться, приобретать профессию. Шаляпин, любящий отец, всем этим был
очень озабочен.
В ту пору на Западе было множество эмигрантских, антисоветски
настроенных групп. Шаляпин не входил ни в одну из них, держался
демонстративно в стороне от политической жизни. У него был советский
паспорт, и он мог в любой момент вернуться в Страну Советов.
Жизнь Шаляпина за границей — это бешеная гастрольная гонка, годы
тяжелой, все возраставшей тоски по родине. Это трагические годы артиста, всю
жизнь мечтавшего творить для народа, познавшего всеобщее признание,
народную любовь и лишившегося по своей вине самого большого счастья,
которое может быть доступно художнику.
Письма Шаляпина на родину, признания посещавшим его за границей
друзьям были полны горечи и наделсд. В 1924 году он писал в Ленинград И. Г.
Дворищину: «Говоря по совести, до боли скучаю по дорогой родине, да и по вас
всех. Так хотелось бы повидать всех русаков, всех товарищей, поругаться с ними
и порадоваться вместе. Стороною узнаю, что жизнь в СССР налаживается,
хорошо — Уррра! Какие мы будем с тобой счастливые, когда все устроит
русский народ». «Без России, без искусства, которым я жил в России
столько веков (подчеркнуто Шаляпиным. — Авт. ) — очень скушно и
противно...» — сознавался он в другом письме.
Через год Шаляпин писал в Москву дочери Ирине: «В Россию раньше 27-го,
а то и 28-го года едва ли попаду. Масса обязательств — везде забрал деньги
вперед, а в наш век только и знаешь — плати-плати!»
В 1927 году советский посол во Франции был уполномочен узнать у
Шаляпина, когда он намерен вернуться в СССР. Ссылаясь на долгосрочные
контракты, певец не дал ясного ответа. Вскоре в советских газетах появилась
статья А. В. Луначарского, где было, в частности, сказано: «Шаляпин может. .
сейчас же обратиться к правительству с предложением приехать на родину и
дать несколько спектаклей и концертов в различных местностях Союза. Я
глубоко убежден, что Шаляпин еще вполне в силах дать прекрасный
артистический подарок трудящимся СССР и добиться таким путем
восстановления добрых отношений с ними».
Однако певец официально ничего не ответил и на это приглашение, хотя не
прекращал думать о возвращении в СССР. 20 мая 1928 года в Риме, а 25 мая в
Берлине Шаляпин встречался с А. М. Горьким. Писатель останавливался
проездом из Италии в Москву. «А тебе, Федор, надо ехать в Россию», — сурово
сказал на прощание Горький. «Я знаю твердо, — вспоминал Шаляпин, — что
это был голос любви ко мне и к России».
В Советском Союзе Горькому была устроена триумфальная встреча. Она
началась приветствием пограничников и торжественным митингом на станции
Негорелое. Хотя в Минск поезд прибыл ночью, вокзал и улицы были заполнены
толпой — родина с радостью встречала великого пролетарского писателя. 27 мая
1928 года в редакционной статье «Алексею Максимовичу — привет!» газета
«Правда» писала: «Находясьза границей, Горький сотнями нитей связал себя с
советской жизнью и литературой. Он сам себя назначил на пост политического и
культурного представительства этой литературы и неутомимо защищал ее от
бешеных нападок буржуазии и белоэмигрантских отщепенцев. Он помогал
советской литературе занять то место на международной арене, которое ей
принадлежит по праву. Прикоснувшись к родной земле, Горький найдет теперь
новые силы для продолжения своей работы».
28 мая 1928 года Горький приехал в Москву. На перроне Белорусского
вокзала был выстроен почетный караул. Среди встречавших были руководители
партии и правительства, писатели, делегация Художественного театра во главе с
К. С. Станиславским, представители заводов и фабрик.
В течение четырех месяцев продолжалась поездка Горького по Советской
стране. На многочисленных встречах и беседах с трудящимися писатель отвечал
на самые разные вопросы, в том числе и на вопросы, касающиеся его дружбы с
Шаляпиным. «К Шаляпину я отношусь очень хорошо, — говорил Горький в
редакции газеты «Нижегородская коммуна» 10 августа 1928 года. — Правда,
