Пако Тайбо II - Гевара по прозвищу Че
Фидель подготовил призыв ко всеобщей забастовке, которая должна была начаться силами Д26 и немедленно распространиться по всей стране. Был основан рабочий фронт; считалось, что он является единым, но на деле в нем существовали различные секты. Ожидалась доставка трех значительных партий оружия. Партизаны должны были попытаться поддержать забастовку, мобилизовав несколько отрядов, которым предстояло спуститься на Равнину и следить за тем, как развернутся события. Не считая ни на чем не основанной надежды на то, что все пойдет как намечено, привлечение всей Повстанческой армии в поддержку попытки свергнуть режим при помощи забастовки было, вероятно, наименее продуманной частью плана.
Отношения между Че и Камило Сьенфуэгосом, которому предстояло возглавить патруль в области Эль-Канто, неподалеку от Сьерры, представляли собой дружбу, замаскированную непрерывной пикировкой. Как-то раз «Радио бемба», никогда не гнушавшееся передавать самые невероятные сплетни, сообщило, что Че способен съесть все, что угодно. Камило, «кровожадный обманщик», изловил в лагере Ла-Отилия двух кошек и приготовил из них жаркое, побившись об заклад, что когда Че узнает, чье это мясо, то не станет его есть. Он передал Че официальное приглашение на обед, но получил ответ: «Мне кажется, капитан, что кот выскочил из мешка». Че имел свои собственные источники информации в лагере.
«Майор...» — начал было Камило и... проиграл пари, так как Че принялся уплетать угощение.
Переписка этих двух командиров также носила заметный оттенок черного юмора. 21 апреля Гевара написал:
«Ты, бедняга. Я получил новости от тебя, когда уже собрался в твой район, чтобы дать неразборчиво кое-что из моих мыслей. У меня есть на это полномочия от гиганта,...ты можешь делать в своем районе все, что пожелаешь, но не рискуй чрезмерно, если хочешь увидеть конец вечеринки, который, кажется, скоро наступит. А под конец — напоминание о трапезе в Ла-Отилии Че написал нечто, наподобие лимерика — английского шуточного стихотворения из пяти строк:
Жил-был старик в Тимбукту,
Он читал в зоопарке какие-то древние книги
И считал себя очень башковитым,
Но его сожрала зебра,
И мне следовало бы сделать с тобой то же самое!»
Камило в письме от 24 апреля так отозвался о почерке Че: «Я не знал, что ты, парень, настолько силен в китайском языке». Но дальше его тон изменился:
«Че, брат моей души. Я получил твою записку и понял, что Фидель поручил тебе руководить военным обучением; я рад, что мы сможем получить первоклассных солдат. Когда мне сказали, что ты должен будешь доставить нам удовольствие своим посещением, я был недоволен. Ты играешь ключевую роль в борьбе и, хотя мы нуждаемся в тебе на стадии борьбы, Куба будет нуждаться в тебе еще больше после окончания войны, так что гигант прав, когда заботится о тебе. Я хотел бы все время быть рядом с тобой; ты был моим командиром в течение долгого времени и навсегда им останешься. Благодаря тебе я теперь получиллтнс принести больше пользы. Я должен делать все возможное, чтобы не подвести тебя. Всегда твой друг».
Че руководил военной школой и при этом участвовал в многочисленных перестрелках с отрядом Санчеса Москераса, который занимал Минас-де-Вейсито.
Че случайно принял участие в, возможно, самой важной из стычек этого противостояния. При этом он, как ни странно, ни словом не упомянул о ней в своих воспоминаниях. Это произошло в местечке под названием Бернабе, на плантации, владелец которой отказался продавать коров повстанцам, объяснив, что не хочет неприятностей. Но, не ограничившись отказом, он сооб щил о присутствии партизан их противникам. Санчес Москерас решил реквизировать рогатый скот для своего отряда и послал нескольких солдат, которые столкнулись с группой вооруженных партизан, преисполненных решимости не позволить врагам сделать это. Че, находившийся поблизости, решил выяснить, что за стрельба, и, не успев понять, что происходит, оказался в гуще боя. Он принялся стрелять по солдатам, окружавшим ранчо. Один из повстанцев, видевший его действия, вспоминал: «Он стрелял два, три или четыре раза, пригибался, отбегал назад или вперед и падал на землю. Солдаты кричали ему: «Не бегай, трус!» Сотня против одного — и они называли его трусом, зато сами не рискнули погнаться за ним».
Ему повезло: партизанский патруль, отправившийся на розыски командира, прикрыл огнем партизан, участвовавших в перестрелке, дав возможность Че и его людям отойти вместе со скотом в сторону Ла-Месы.
Это было последнее боевое столкновение перед всеобщей забастовкой. Через несколько лет Эфихенио Амейхейрас перечислил вехи, которыми были отмечены основные этапы на пути к победе революции:
«Набег на Монкаду, 30 ноября; «Гранма»; Алегриа-де-Пио; Ла-Плата; Герберт Мэтьюз берет интервью, 13 марта; «Коринтия»; казармы Эль-Уверо; смерть Франка Пайса и забастовка, которой он придал почти общенациональный масштаб; два сражения в Пино-дель-Агуа; Сан-Лоренцо, Мота и Эль-Омбрито; Второй фронт и фронт «Франк Муньос»; № III; партизаны Революционного Директората в горах Эскамбрея; ночь 100 бомб; похищение Фанхио; Камило на Равнине. Все это наряду с восстаниями на востоке, в Камагуэе и Лас-Вильясе дало возможность понять, насколько широкий размах приобрело революционное движение».
Акция началась с захвата радиостанции в Гаване и трансляции по радио призыва Фиделя к забастовке. В Сантьяго, где так и не успели оправиться после разгрома восстания, состоявшегося в минувшем ноябре, не смогли придать действиям должного размаха и допустили множество ошибок. Обещанное оружие пришло, и забастовка началась, но не повсеместно, а лишь в отдельных пунктах и точках, что облегчило правительству ответные Действия по ее подавлению.
Проблема состояла не в недостатке социальной напряженности, а в слабости планирования. На противостояние диктатуре людей вывели безо всякого оружия. Таким образом, очень важную роль приобретали немногочисленные и слабо вооруженные ополченцы, а также координация действий забастовщиков с партизанами Сьерры, район действий которых был очень ограничен. Помимо этого, призыв к забастовке не получил достаточно массового распространения. Движение 26 июля надеялось привлечь к акциям наряду со своими активистами и сторонниками группы рабочих, но те были недостаточно организованы даже в пределах собственных ячеек.
Когда забастовка началась, в Сьерре воцарилась радость. Аргентинский журналист Хорхе Рикардо Масетти, который находился в это время в штабе повстанцев, описал, как Фидель, получив новости, кричал, плясал от радости и говорил, что теперь они все отправятся в Гавану. Даже Че на третий день все еще не считал забастовку потерпевшей поражение: она захлебнулась в Гаване, но активно продолжалась в других городах. Тем не менее движение истекло кровью в героических, но преждевременных столкновениях. Провал забастовки позволил армии Батисты перейти в наступление.
