Юрий Соломин - От Адьютанта до егο Превосходительства
Марк Семенович, ко всему прочему, был добрым и отзывчивым человеком. Припоминаю такой случай. Я снимался у него в фильме «Верность матери» и в это время получил свою первую долгожданную квартиру. Надо было перевезти туда жену и маленькую дочку. Мебелью мы не были обременены — кроме большого матраса на ножках, которые я прибил сам, еще детская кроватка и коляска. Заказал грузовую машину на свой выходной день. Вдруг узнаю, что именно на этот день назначили съемку. Я объяснил ситуацию второму режиссеру, тот сразу запаниковал, сказал, что ничего сделать нельзя. Тогда я набрался смелости и решил поговорить с самим Марком Семеновичем. Он, к моему удивлению, сразу же согласился, сказал: «Конечно езжай. Я найду, что снимать». Второй режиссер не мог в это поверить. Ему это показалось невероятным.
На съемках этого фильма произошел забавный эпизод. Я играл брата Владимира Ильича — Дмитрия. Там есть сцена приезда Ленина в Симбирск. Он входит в комнату, и вся семья бросается к нему. В сценарии была реплика «сенбернар подбегает и стаскивает с него пальто». Когда подошло время снимать эту сцену, выяснилось, что с собакой вбегать должен именно я. Привели огромнейшего сенбернара, причем хозяйка оставила его и уехала. Собак я люблю. До съемки я решил познакомиться с псом поближе, и мы отправились вдвоем в буфет. Буфет на студии на первом этаже, а пол в коридоре гладкий. Я держал его за ошейник. Он, почуяв носом запах еды, пошел прямо на него, а я «поехал» следом. Удержаться было невозможно. Так мы «вкатились» в буфет. Там солидная очередь. Сенбернар подходит и сразу кладет голову на прилавок. Все расступились. Я взял ему две котлеты, он их проглотил за секунду. Пришлось потратить на его завтрак все оставшиеся у меня деньги. Наступает момент съемки. Марк Семенович, как всегда, страстно объясняет сцену — вся семья в сборе, входит Володя, ты с собакой идешь ему навстречу, собака подходит к Володе и помогает ему снять пальто. «Юра, ты все понял?» — «Я-то понял, — говорю. — Но не уверен, что все это понял сенбернар». Донской подходит к собаке, начинает ее целовать, что-то объяснять. Собака его облизала. «Он такой умный, он все сделает лучше тебя, — говорит Марк Семенович и после этого отдает команду: — Мотор!» Я стал гладить собаку и внушать, что надо сделать то-то и то-то. Произнес целый монолог. Начали снимать. Я распахиваю дверь, сенбернар впереди меня с лаем, как и положено по сценарию, бросается в гущу людей, подбегает к Нахапетову, который играл Ленина, и начинает снимать с него пальто. Как он все понял, объяснить не берусь. Наверное, тоже был профессионалом.
Подобный случай у меня был, когда я снимался с Ножкиным в «Хождении по мукам». Сцена атаки. В сценарии написано, что Рощин и Телегин с шашками наголо мчатся впереди эскадрона. Они видят группу дезертиров, сворачивают к ним, а остальные мчатся вперед. Я уже говорил, что Ордынский любил снимать все очень подробно, точно в соответствии с текстом. Мы снимали под Москвой, в Ала-бино. В эскадроне лошадей пятьдесят, не меньше. До этого мы с Ножкиным ездили на лошадях, приручали их. Я выбрал самую смирную, чтобы она все тихонечко делала. Когда подошло время съемки, я стал убеждать Ордынского, что спять эту сцепу так, как он задумал, невозможно. Лошади никогда не повернут. Надо снимать монтажно. Он ни за что не соглашается. Репетируем вдвоем — все нормально. Плюс ко всему погода была пасмурная, и включили большие «диги». Лошади вначале шарахались от света, но, когда мы скакали вдвоем, они поворачивали, как и задумано. Но в сцене-то за нами неслась лавина лошадей… Полдня мы репетировали вдвоем. Наконец начали снимать. Когда я увидел позади себя эту массу, у меня сердце захолонуло. Думаю, надо прощаться с жизнью — затопчут. Доскакали до того места, что нужно, повернули, а все остальные помчались дальше. До сих пор не могу понять, как это получилось без дрессировщиков, без тренера. Это необъяснимо. На экране это действительно впечатляло.
НЕВЫПОЛНЕННЫХ ЗАМЫСЛОВ НАБРОСКИ
Я точно не подсчитывал, но думаю, что снялся более чем в пятидесяти фильмах. Причем многие из них многосерийные. Были роли главные и эпизодические, удачные и не очень, как и у каждого актера. Правда, явных провалов не случалось.
Уже четыре года я не снимаюсь. Последний фильм, который я снял и в котором сыграл великого князя Святослава, — это «Вначале было Слово». Я хотел снять картину о том, как сохранилось и дошло до нас «Слово о полку Игореве». Мы снимали в Костроме, в Ипатьевском монастыре. Снимались в фильме только артисты Малого театра. Костюмы брали из наших исторических спектаклей — у нас никогда бы не хватило на них денег. Снимали очень быстро — всего за каких-нибудь двадцать дней. Я не видел света белого. То время вспоминаю с ужасом. Мне приходилось решать такие сложные экономические вопросы, что я до сих пор не могу прийти в себя. По натуре я не бизнесмен. Мне это неинтересно. Скажу честно, после зтоґо фильма у меня пропало желание работать в кино. Более того, у меня, по-моему, появилась к нему аллергия.
Я ни в коей мере не сравниваю себя с Чеховым, но, наверное, у меня произошло нечто схожее с ним. Антон Павлович не любил пьесу «Леший», потому что с ней был связан неприятный для него момент. Вот и у меня такое же ощущение от этого фильма. Мне даже неприятно о нем говорить.
Я решил, что не буду больше этим заниматься.
Конечно, время от времени мне и сейчас предлагают сценарии. Иногда не нравятся роли, потому что они написаны по шаблону. Иногда не оговорены сроки, а я не могу так работать — я связан с театром. Притом, что налоговая система построена так, что, снимаясь в фильме, я получу каких-нибудь двадцать пять процентов от положенной мне суммы, поэтому иногда нет смысла сниматься — лучше отдохнуть. Конечно, я и мои коллеги привыкли работать так — если нравится, можем работать и без денег. Я знаю многих актеров, которые сейчас репетируют бесплатно и играют спектакли бесплатно, потому что им нравится роль, потому что им нравится режиссер.
В последнее время я стал ощущать какое-то снисходительное отношение к нашей профессии. То общество, в которое мы попали, очень жесткое. В нем можно существовать только сильному человеку, а сильный человек — это борьба, противостояние, умение добиться чего-то. Сейчас чаще ощущаешь, пусть и невысказанный, вопрос: что я с этого буду иметь? Любой человек, у которого есть деньги, может снимать картину, петь, чуть ли не засовывая микрофон в рот, и стать звездой. А профессии деятелей искусства, медиков, учителей нивелируются. Мне стыдно видеть, как хорошие актеры, например Ульянова, которая снималась в достойных фильмах, играла в театре, без конца мелькает в рекламе порошка «Комет». Это, по-моему, деградация. Хотя я понимаю, что если она не снимается и не играет в театре, то ей ничего не остается делать. Актеры вынуждены идти на это.
