Евгений Решин - Генерал Карбышев
Генерал заметил, что для него не составит труда, но слишком долго последовательно разбирать все военные операции — они были непрерывной цепью блистательных побед русских войск, несмотря на то что военная организация короля Фридриха II признавалась наилучшей для своего времени и Австрия вела предательскую политику, желая ослабления и Пруссии, и России.
Пруссия потерпела поражение. Русские войска вошли в Берлин. Последняя крупная битва при Кольберге в 1761 году поставила прусское государство на грань катастрофы. Спасла его только прогерманская политика императора Петра III, вступившего на русский престол как раз тогда, когда, по словам самого Фридриха II, „Пруссия лежала в агонии, ожидая последнего обряда“.
— Надо отдать должное этому королю, — подчеркнул Карбышев. — Его признание: „Русского солдата недостаточно убить, его надо после этого суметь повалить“, — стоило бы помнить и незадачливым потомкам Фридриха. Кстати, он завещал им ни в коем случае не вступать в столкновения с Россией, так как она — страшная сила… Не мешало бы этим потомкам знать и предупреждение, сделанное на века Александром Невским: „Кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет. На этом стаяла и стоять будет Русская земля!“
— Невольно хочется напомнить вам, господин лейтенант, — сказал Карбышев, обращаясь уже только к коменданту Козлову, — что уже почти двести лет ключи от Берлина хранятся в Казанском соборе в Ленинграде… Ваша любознательность удовлетворена? Не утомил ли я вас своей скучной беседой?
Белогвардейца передернуло. Но он решил выдержать характер, а может, боялся что-либо резкое предпринять по отношению к пленному, которым интересовалось высшее немецкое командование.
— Вполне удовлетворен, генерал, и нисколько не устал от вашей пропаганды. Вы почти комиссар! — Приложив два пальца к козырьку фуражки, комендант процедил сквозь зубы: — До свидания! — И удалился вместе с окаменевшим оберполицаем Скипенко.
На другой день о „политинформации“ генерала Карбышева знал весь лагерь. И всех еще долго волновало одно и то же: „Как там Дмитрий Михайлович, жив ли он еще, на месте ли?“».
«Через несколько недель, — продолжает рассказ Кошкарова бывший узник лагеря Р. Р. Черношей, — в Замостье произошел случай, лишний раз подтвердивший смелость и твердость генерала Карбышева. Комендант объявил приказ о лишении всего лагеря питания на двое суток за то, что кто-то из пленных, страдавший расстройством желудка, оправился в том месте, которое отведено немцам. На следующее утро принесли завтрак только Карбышеву и другим генералам. Дмитрий Михайлович отказался от пищи и велел передать коменданту, что раз лишен питания весь лагерь, значит, и он не должен составлять исключения. К протесту Карбышева присоединились другие генералы. Комендант отменил приказ».
Полковник Иван Иванович Вишневский также находился с Карбышевым в Замостье. Вернувшись из плена и узнав о трагической гибели генерала, он разыскал адрес Лидии Васильевны Карбышевой и написал ей взволнованное письмо:
«Вам пишет человек, с которым Вы не знакомы. Но я хорошо знал Вашего мужа, Дмитрия Михайловича Карбышева, еще с гражданской войны по Восточному фронту. А с сентября 1941 года вместе с ним делил горе в фашистской неволе в лагере Замостье.
В конце 1941 года в лагере вспыхнула эпидемия сыпного тифа. Люди умирали сотнями и тысячами. Их трупы не успевали вывозить. Гитлеровцы очень боялись начавшейся эпидемии и избегали заходить за ограду лагеря. Заболел тифом и Карбышев. Состояние его было крайне тяжелым, внушало мало надежды на выздоровление. Но офицеры не бросили своего генерала на произвол судьбы, скрыли его болезнь от комендатуры, чтоб он не попал в тифозный барак „Норд“, откуда никто не возвращался. Карбышеву приносили дополнительную еду. Мне, владевшему польским языком, удалось установить связь с польской патриоткой Марией Михайловной Шумовой, которая жила в Замостье на улице Нарутовича, дом № 4. Один раз в неделю она передавала для меня кое-какие продукты. Мне было очень приятно делиться этой едой с Дмитрием Михайловичем. Позже я с ним встречался и в других лагерях. Особенно мне запомнилось его отношение к изменникам Родины.
— Как относиться к ним? — спросил я Дмитрия Михайловича.
Вот что я услышал в ответ:
— С такими мерзавцами мы, конечно, в условиях лагеря ничего сделать не можем, так давайте же отвернемся от них, не будем с ними разговаривать, даже смотреть на них, объявим им бойкот. Человек должен иметь цель в жизни и стремиться к ней прямо, не делая никаких зигзагов. Если ты упал в реку — плыви к одному берегу, выплывешь, а начнешь вилять — утонешь».
Старший лейтенант Н. И. Сахалин также был с Карбышевым в Замостье. Он через ассенизаторов, обслуживавших лагерь, получал из города хлеб, лекарства, которые тоже передавал генералу.
Общими усилиями и заботами Дмитрий Михайлович был выхожен, начал поправляться. Однажды офицер А. Т. Маренко раздобыл на немецкой кухне у повара Редюкова котелок с бульоном. Бульон еще теплым принесли в барак и передали Карбышеву, хотя сделать это было не так просто.
Офицер Г. Н. Давыдов за время пребывания в Замостье убедился, что авторитет наших генералов Огурцова, Макарова, полковника Сухаревича и других был высоким. Д. М. Карбышев же стал для всех пленников символом правды, воли, принципиальности патриота и коммуниста. «Его оценки военных действий, — утверждает Давыдов, — всегда были верны, а прогнозы сбывались, как будто он вершил судьбу войны. Он видел дальше нас всех и открывал нам глаза на очень многое…».
Если в лагере сообщали какую-нибудь новость об успехах Красной Армии, для убедительности часто говорили: «Сам Карбышев сказал».
Как-то в генеральский барак забрело несколько немецких офицеров, которые отправлялись на фронт. Один из них, в звании подполковника, спросил Дмитрия Михайловича:
— Как полагаете, господин генерал, когда кончится война?
— Когда на советской земле не останется ни одного немецкого солдата, — последовал ответ.
Под влиянием Карбышева военнопленные стали общительней, сближались, многие даже подружились. И узники стали смелее разговаривать с лагерной полицией, давать решительный отпор предателям.
По призыву Карбышева начались побеги. Группа военнопленных, которая занималась вывозкой нечистот из лагеря на поля, связала охраняющего их гитлеровского солдата и ушла в лес. Другая группа начала подкоп из пустующего барака за проволочные ограждения к сараю местного жителя-поляка. Заговорщики провели немало бессонных ночей, копая из последних сил траншею. Осталась толща земли всего в несколько метров, еще на одну ночь работы, не больше.
