Яков Нерсесов - Маршалы Наполеона Бонапарта
В знаменитой Итальянской кампании Бонапарта Мюрат, лихо рубивший врага при Дего и Монтенотте, Миллезимо и Мондови, становится бригадным генералом и командует кавбригадой у генерала Кильманна. Но нам ничего не известно об участии Мюрата в знаменитых сражениях при Арколе и Риволи.
Потом Иоахим оказывается под началом Жубера, затем – Дюгуа и, наконец, в самом конце кампании – у Бернадота, доблестно сражаясь при Тальяменто. В Египетском походе Мюрат с его гусарами и драгунами особо отличается в сухопутной битве при Абукире. Прорубившись к турецкому вожаку Мустафе-паше, Иоахим получил от него пистолетную пулю в нижнюю челюсть. Захлебываясь собственной кровью, Мюрат рубанул басурмана по руке, отсек пару пальцев, и… Мустафа-паша опустил оружие. После того боя первую саблю французской армии больше всего волновало, не обезобразит ли его лицо пулевая рана. Оказалось, что шрам придал ему еще больше мужественности, которая так ценилась прелестницами той романтической эпохи....Между прочим , в восточном походе Бонапарта Мюрат прославился еще и умением красиво… жить. Он окружил себя восточной роскошью. Его походная палатка была изысканно убрана ценными коврами. И в этом интерьере новоявленный паладин-«простолюдин» покуривал особо благовонный табак, попивал редкие вина, дегустировал всевозможные восточные сладости. При этом он предпочитал почивать раздетым, что было весьма рискованно в условиях постоянно рыскающих мамелюкских разъездов. Как его ни увещевали соратники, вальяжный Иоахим небрежно бросал, что для него не проблема вскочить на коня в исподнем, и тогда его воины точно не потеряют его в кромешной тьме восточной ночи. Но это лишь штрихи к многогранному портрету…
Безусловно, весом вклад Мюрата в события 18 брюмера 1799 г., когда он, Лефевр и Леклерк повели своих гренадер в атаку на депутатов и Наполеон стал-таки первым консулом Франции! А ведь был момент – миг колебаний, – когда Бонапарта, главу военного переворота, депутаты чуть было официально не объявили вне закона со всеми вытекающими из этого последствиями! Эта стремительная «штыковая атака» Мюрата сделала его командующим консульской гвардией и… мужем бойкой, жизнерадостной и соблазнительной сестры Бонапарта, взбалмошной и циничной Каролины (1782–1839), ранее звавшейся Марией Аннунциатой. А ведь среди претендентов на руку любвеобильной сестрички Наполеона между прочим значились такие колоритные фигуры, как Ланн, Дюрок и якобы Моро с Ожеро! Да и сам Наполеон поначалу не очень-то стремился породниться с лихим кавалеристом – для зятя главы государства одного этого было мало: «Я просто не могу позволить, чтобы моя семья породнилась с такой посредственностью!» Но Жозефина (молва гласила, что она особо благоволила к неотразимому красавцу-кавалеристу) смогла оказать такое влияние на мужа (в ту пору еще ее обожавшего), что именно Мюрат стал ее родственником и отцом четырех племянников и племянниц Бонапарта – Ахилла (1801–1847), Летиции (1802–1859), Люсьена (1803–1878) и Луизы (1805–1889).
Поначалу Мюрат был до безумия влюблен в свою «драгоценную малышку Каролину». А потом чувства поутихли, и взаимная любовь превратилась в… сговор. По воспоминаниям хорошо знавших сестру Бонапарта людей, она всю жизнь ненавидела Жозефину Богарне и «все силы души, страсть и проницательность» употребила на развод своего брата с этой «старухой». Именно она поставляла ему молоденьких и доступных девушек, чтобы брат смог удостовериться в способности быть отцом. Одна из них – Элеонора Дэнюэль де ла Плен – родила мальчика по имени Леон. Но сам Бонапарт был в курсе, что его зять Мюрат тоже посещал лоно де ла Плен, причем примерно в тоже время, что и он! Так кто же отец Леона? В конце концов вдову Богарне все же устранили, и Каролина, к тому времени уже королева неаполитанская, сумелатаки влезть в доверие к новой императрице австриячке Марии Луизе и стать крестной матерью сына Наполеона. Долгие годы, напрочь лишенная совести и жадная до почестей и денег, вечно пребывающая в восторге от собственной персоны, тонкая и умелая интриганка Каролина, ловко пользовавшаяся родством со своим венценосным братом, руководила Иоахимом Мюратом. Это, впрочем, отнюдь не помешало ему уже в очередном походе в Италию в 1800 г., оказавшись в Милане, «всласть пошалить со своими старыми подружками». И так будет всю оставшуюся жизнь: как только труба позовет лихого кавалериста Мюрата в поход, он не будет упускать шансов «облагодетельствовать» заморских красавиц, а жена – наставить ему рога. Ассортимент ее любовников будет крайне широк: от министров и генералов (среди них был и Жюно) до адъютантов. Она сможет устроиться и после смерти мужа, но никогда не будет прощена своим семейством, в том числе матушкой Летицией, за предательство венценосного брата, которому всем была обязана.
В судьбоносной для Наполеона битве при Маренго Мюрат снова в гуще схватки: его мундир весь иссечен пулями. Впрочем, Мюрат, как очень редко бывало в будущем, не стал приписывать все заслуги себе. Он по праву отдал должное молодому генералу Келлерману-младшему, который, по справедливости, был главным героем французских кавалеристов в тот достопамятный день.
После наступления мира Иоахим принимает деятельное участие в совершенствовании французской армии. Этот бесшабашный рубака показывает тонкое знание психологии боя, в частности, именно ему принадлежит идея водрузить на голову консульских (а потом и императорских) гвардейцев высокие медвежьи шапки. «Найдется ли противник, – вопрошает Мюрат, – чей моральный дух позволит ему выдержать приближение большого числа гренадер, которым такая шапка придает больший рост и самый воинственный вид?»
До сих пор неясно участие Мюрата в истории захвата, осуждения и расстрела несчастного герцога Энгиенского. По словам жандармского генерала Савари, которому принадлежало общее руководство операцией, «Коленкур устроил похищение герцога Энгиенского, но не кто иной, как Мюрат, его судил, а я – велел его расстрелять».
В войне с Австрией и Россией в 1805 г. этот прирожденный рубака хорош только там, где не надо думать, а можно лишь лихо пробиваться сквозь оборону противника! Мюрат был неспособен рассчитать и предвидеть последствия своих действий и нередко ставил остальные войска в сложное положение. Вспомним хотя бы дело под Кремсом и переговоры-перемирие с Кутузовым под Голлабруном. Мюрат являет более смелости, нежели ума. Однако это не мешает ему добиться огромной популярности в армии, где героические атаки чрезвычайно повышают его престиж. Вот под Аустерлицем он – в родной стихии! Его неподражаемое искусство поставить все на карту и… выиграть стало фирменным стилем жизни!
