Ганс Киншерманн - Кроваво-красный снег. Записки пулеметчика Вермахта
5 июня. Мы едем всю ночь. Дважды до нас доносится завывание сирен воздушной тревоги. Поезд останавливается среди чистого поля, но нас это не слишком беспокоит, и многие продолжают спать. Солдаты лежат вповалку на полу вагона, а некоторые умудрились устроиться на ночь в сетчатых багажных полках. В купе кромешная темень, потому что нам категорически запрещено зажигать свет. Время от времени темноту пронзает луч фонарика или же кто-то щелкает зажигалкой, предупреждая товарищей, что ему нужно выйти по малой нужде, и он не хочет наступить на чью-то голову.
Ближе к рассвету мы подъезжаем к Вене. Тем не менее, поезд в город пускают не сразу, и лишь к обеду мы наконец подъезжаем к станции и выходим. В кабинете начальника вокзала встречаю унтер-офицера из 26-го танкового полка, который, как и я, возвращается из отпуска, более того, туда же, куда и я. Оказывается, наши с ним части дислоцированы на своих прежних местах.
Мы дожидаемся вечернего поезда, чтобы вместе продолжить путешествие. До места назначения мы добираемся лишь через два дня, потому что вынуждены несколько раз делать пересадку.
6 июня. Наши полки расквартированы по соседству, в районе Яссы — Монешты. Тяжелые потери последних нескольких месяцев привели к тому, что их пришлось реорганизовать в боевые группы. Унтер-офицера быстро увезли от меня на машине, а вскоре после этого мне удается тормознуть грузовик, который и довозит меня до нашего эскадрона. Прощаясь с добрым шофером, я обещаю не забывать о нем и время от времени давать о себе знать. К сожалению, ничего из этого не получается, потому что больше судьба не сводит нас вместе; как и многие, подобные этому знакомства длятся порой совсем недолго, едва ли не считаные часы, хотя впоследствии я частенько вспоминаю их.
8 июня. Утром я на грузовике наконец прибываю в расположение своего эскадрона. Явившись на командный пункт, тотчас узнаю, что унтер-офицер Тодтенхаупт, или, как его у нас называли, Репа, отсутствует; впрочем, не вижу я и нашего ротного. Незнакомый мне унтер-офицер говорит, что Тодтенхаупт был ранен во время воздушного налета две недели назад, когда ехал в своей машине, и потому сейчас находится в госпитале.
Я встречаюсь с Фрицем Хаманном и долговязым Вариасом в нашей казарме. Мои друзья рады меня видеть вновь. За время моего отсутствия в нашем эскадроне произошло немало событий. Некоторые новости меня приятно поражают, другие — наполняют сердце болью. Самые худшие известия — на прошлой неделе погиб Клемм, а Профессору осколком гранаты оторвало руку, и он умер от кровопотери. Ефрейтор Хальбах, который служит в нашей части относительно недавно, тоже якобы серьезно ранен и, скорее всего, не выживет. Эти дурные известия тотчас возвращают меня к суровой действительности. Я также не вижу Густава Коллера и потому спрашиваю о нем, и не могу поверить тому, что слышу в ответ. Вернее, оба мои товарища выдерживают паузу, после чего дружно выпаливают: «Густав получил Рыцарский крест!»
— Не может быть! И за что? За какие такие подвиги?
— Ничего из ряда вон выходящего, все как обычно у нас на передовой, — поясняет Фриц, — с той единственной разницей, что наш дорогой Густав, который в твое отсутствие командовал пулеметчиками, потерял контакт со стрелковым взводом слева от нас. Мы вслед за ним углубились в лес, и, когда я и мой второй номер уже почти вышли на опушку, там уже стояли три танка «Т-34», а рядом — их экипажи. Солдаты о чем-то громко спорили со своим офицером. Мы с Густавом тотчас привели пулеметы в боевую готовность и густо полили русских огнем. Двоих скосили сразу, а остальных взяли в плен. И пока наши ребята охраняли пленных, до нас дошло, что эти танки охраняли позиции русских на левом фланге и что там у них был связной офицер с рацией, который помогал русским вести перекрестный огонь.
Что произошло потом — это целая история. Нам в руки сама припорхнула возможность вести от опушки леса огонь по их позициям, и уж мы ею воспользовались! Мы возобновили нашу атаку, которая до этого была прервана. Наши части вновь пришли в движение, и наш полк быстро докатился до русских позиций, причем с минимальными потерями. Вот и все — по крайней мере, так говорилось в рапорте. Атак как наш Густав захватил три русских танка и к тому же обстрелял из пулеметов позиции русских, то за это он получил Рыцарский крест, а мы с Вариасом — по Железному кресту 1-го класса.
— Черт, вот это да! — Я действительно был рад за моих товарищей. — И все это по чистой случайности, лишь потому, что Густав утратил связь со своими бойцами, оторвался от них? Я правильно вас понял?
— Правильно, — подтвердил Вариас. — Но задним числом вопросов не задают. Главное, результат.
— И где же теперь наш Густав?
— Понятия не имею. С тех пор, как он отбыл в полковой штаб получить награду, его никто не видел. Говорят, будто его повысили до унтер-офицера и теперь ему нужно пройти курс обучения. Вот и все, больше о нем ничего не было слышно.
К сожалению, больше Густава я не видел. Мы все знаем, как это бывает: стоит кому-то получить Рыцарский крест, как человек уже не тот, он превращается в знаменитость, которую демонстрируют нам, рядовым бойцам. Я знал Густава, и я не думаю, что он был особенно рад, когда из него сделали показательного героя. Уж кто-кто, а он наверняка знал, что никакой он не герой, как и все мы здесь, просто ему повезло. Как сказал Фриц Хаманн, они просто действовали правильно, когда утратили связь со стрелковым взводом. То есть поступили правильно, когда обрушили огонь на экипажи вражеских танков, прежде чем русские танкисты успели спрятаться под их броню и разнести нас самих к чертовой матери. А еще им крупно подфартило, что они оказались на вражеском фланге и потому получили возможность вести огонь по врагу, что, в свою очередь, позволило полку с минимальными потерями занять вражеские позиции.
Бедный Густав! Когда начальство попользуется тобой вдоволь, когда им надоест выставлять тебя напоказ как образцово-показательного бойца, тебя наверняка отправят назад на передовую. На сей раз твои шансы остаться в живых будут куда меньше, потому что твои начальники-офицеры также попытаются выжать из тебя все — то есть будут бросать в самое пекло, иначе зачем, скажите, существуют герои! Наверно, именно этим и объясняется то обстоятельство, что лишь считанная горстка бойцов остается в живых из тех, кого наградили Железным крестом.
Густаву Коллеру не удалось дожить до конца войны. Буквально через месяц я узнал о его судьбе, когда, выйдя из госпиталя после тяжелого ранения, я получил временное назначение в учебный лагерь для новобранцев. Там совершенно случайно я встретился с обер-ефрейтором, который вместе с Густавом участвовал в сражении на территории Венгрии. Он сказал мне, что Густав сражался в составе взвода смертников и 10 ноября 1944 года был убит при штурме вражеских позиций.
