Алимжан Тохтахунов - Мой Шелковый путь
— Туда, — махнул рукой водитель, указывая на деревянную дверь.
Я поднялся по ступенькам на веранду, водитель последовал за мной, что-то бормоча себе под нос.
— Чао! — воскликнул он, едва мы переступили порог.
В ответ прозвучал дружный хор голосов. Бар отеля был полон, за всеми столиками оживленно беседовали завсегдатаи.
Толмедзо оказался крохотным городочком, там все знали друг друга, большинство из них, видимо, состояло на службе в тюрьме, откуда я только что вышел. Я заказал две кружки пива, одну из них протянул моему водителю.
— Спасибо, друг, — поблагодарил он.
— Тебе спасибо за помощь, — ответил я по-русски.
Итальянец пожал плечами, показывая, что мои слова ему непонятны, и тут же принялся негромко рассказывать мне что-то, указывая на сидевших в баре людей и называя их имена. Наверное, представлял их мне.
Я чувствовал себя странно. Мне казалось, что я шагнул в какое-то кино — настолько все было необыкновенно. Разум еще не до конца принял факт моего освобождения. Только что меня окружали тюремные стены, а теперь я стоял в баре с кружкой пива, вслушивался в голоса посетителей, в перезвон посуды, негромкую музыку. Было во всем этом что-то от старых французских фильмов с участием Жана Габена или Алена Делона, в которых усталый персонаж находит тихий уголок после долгих мытарств, после несправедливой травли, после многодневной погони… Усталость, спокойствие и растерянность от неожиданно наступившей развязки…
Я подошел к сидевшей за конторкой женщине. На меня она взглянула равнодушно.
— Чего хотите?
— Можно позвонить?
— Пожалуйста. Давайте деньги и звоните…
В первую очередь связался с дочкой. Она ждала результатов кассационного суда.
— Лола! Здравствуй, доченька.
— Папа! Тебе разрешили позвонить вне графика?
— Ну вот я вышел, я свободен.
— Вышел?
— Да, меня отпустили.
— А нам ничего не сказали. Мы ждем новостей.
— Мне тоже ничего не сказали. Никто из адвокатов не звонил. Просто отпустили.
— Откуда ты звонишь?
— Тут есть маленький отельчик.
— Ты останешься там ночевать?
— В Толмедзо? Нет, постараюсь уехать сегодня. Но тут с машинами, наверное, трудно. Так или иначе, завтра я приеду к вам.
Я положил телефонную трубку и посмотрел на женщину, сидевшую за конторкой. Она ответила мне безучастным взглядом.
— Сколько до Рима? — спросил я.
— Восемьсот километров.
— Черт возьми! А до Милана?
— Пятьсот.
— А где же мы находимся?
— В Толмедзо.
— Я понимаю, что в Толмедзо. Но где это? Можно отсюда как-нибудь до Милана добраться?
— Сейчас ничего нет. Можно из Венеции самолетом, но только завтра. Или на такси можно.
— А сколько будет стоить такси?
— Пятьсот евро.
— Годится. Вызовите мне такси.
— Хорошо, синьор. Ждите.
Я пошел на веранду, таща за собой мой полиэтиленовый мешок с прессой. Устроившись на стуле, я вытянул ноги и стал ждать. Машина подъехала минут через пять.
— В Милан, синьор? — спросил круглолицый водитель, заросший черной щетиной.
— В Милан, — подтвердил я и устало плюхнулся на заднее кресло.
Ощупывая дорогу желтым светом фар, такси помчалось в ночь. По пустой трассе мы ехали быстро.
— Долго нам? — поинтересовался я.
— Четыре часа.
— Я хочу позвонить. Дайте мне телефон.
— Нет, синьор.
— У вас есть мобильник? Дайте мне позвонить в Москву. Сколько будет стоить?
— В Москву? Нет, синьор. Не дам.
— Почему?
— Не дам.
— А в Италию? В Милан можно?
— В Милан можно. Но не бесплатно.
Он назвал какую-то сумму (сейчас уже не вспомню какую) и протянул мне мобильник.
— Милан? — уточнил он.
— Милан.
Я набрал номер одной моей приятельницы, жившей в Милане.
— Наташа? Это Алик.
— Здравствуй. Ты откуда?
— Из такси. Еду в Милан.
— Ты вышел?
— Да. Скажи, у тебя есть наличные деньги?
— Есть, конечно.
— Мне нужно снять номер в гостинице. Сможешь сделать это для меня?
— Сейчас зарезервирую номер. Как только будешь в отеле, позвони мне. Я подъеду…
Потом я провалился в дремоту и, когда проснулся, не сразу понял, где я и почему передо мной мелькают какие-то огни.
— Милан, синьор.
И я сразу вспомнил весь минувший день.
День был долгим и неподвижным, а вечер получился стремительным и разнообразным, как калейдоскоп…
Войдя в фойе гостиницы, я остановился.
Это был хорошо знакомый мне отель. Забытые ощущения возвращались ко мне. Десять месяцев тюремной камеры показались мне гнусной и неуместной заплатой на моей жизни.
Теперь я ощутил прежний благоухающий воздух красивого мира. Под ногами сиял мраморный пол, над головой пылали сотни ярких ламп… Горячая ванна, большое зеркало, мягкий банный халат…
— Как хорошо, — вздохнул я, вытягиваясь на кровати.
Я заказал еду в номер.
Минут через тридцать приехала Наташа, и мы проговорили до утра. Я удивился, с какой беззаботностью мне давался рассказ о тюрьме. Оказывается, время необыкновенно быстро отгораживает нас от недавних неприятных ощущений. Тюрьма осталась в прошлом, и я позволял себе думать о ней без озлобленности, досады, сожаления. Она стала просто одним из эпизодов моей жизни. Как бы плох ни был этот эпизод, я прожил его от начала до конца, он целиком принадлежал мне. Я мог не вспоминать о нем, но не мог вычеркнуть его из моего прошлого…
Утром я уже ехал поездом в Рим, к семье.
На вокзале в Риме меня ждали Марк Захарович Мильготин, сын Миша и Лола. Не думал, что когда-нибудь встреча с близкими людьми доставит мне такую беспредельную радость. Рукопожатия, объятия… они не способны передать полноту моего счастья и глубину моей благодарности за оказанную мне поддержку.
— Поздравляем, Алимжан…
Мы еще не успели доехать до гостиницы, а я уже мучительно думал над самым главным для меня вопросом: что дальше?
— Дальше будем просто жить, — ответила Лола.
— Но как, дочка? И где? Здесь жить нельзя. Я сыт здешним гостеприимством по горло…
Но итальянское «гостеприимство» на этом не закончилось. Выходя на улицу, я видел поджидавших меня агентов полиции. Они не таились, ходили за мной открыто.
— Повторяется французский сценарий, — сказал я Лоле. — Наблюдают. А что наблюдать? Я просто дышу. Просто наслаждаюсь состоянием свободы. Что они хотят увидеть? В чем хотят уличить? Они продержали меня в тюрьме десять с половиной месяцев! Разве им этого мало?
— Почему ты злишься, папа?
— Как тут не злиться?