Коллектив авторов - Встречи со Сталиным
За кулисами было тихо, все приготовились. Так же как в Лондоне, все выстроились парами. Впереди шел знаменосец в форме моряка, наш лихой танцор, рабочий с завода «Электролампочка», который отличился танцем «яблочко». Под гром аплодисментов мы сделали всей группой шествие по сцене и остановились полукругом. После небольшого доклада о поездке начался концерт. Но как можно было не волноваться: проходя по сцене через ослепляющие прожекторы, мы видели лица сидящих дорогих нам людей.
Как сейчас помню, Сталин был в светлосером костюме, в руках у него программа нашего концерта. Он разговаривал с Ворошиловым, что-то показывая в программе. После нескольких номеров было объявлено мое выступление. Когда мои музыканты — Уста Алим, Тохтасын Джалилов и Абдукадыр Исмаилов — сели после поклона и начали первые аккорды танца, у меня слегка закружилась голова, но это был только момент. Услышав знакомый звук дойры, я медленно выплыла на сцену. Раздались аплодисменты, я в танце же поклонилась и начала свой танец. Вот я уже кружусь в вихре «кари-ново»; вот я опять кланяюсь, кто-то мне за кулисами помогает сменить халат, и я танцую танец «Фархад и Ширин». И вот заключительный танец, который так понравился всем сидящим в зале, это танец советской тематики «Раскрепощенная женщина-узбечка», который называется «шелкопряд». В этом танце выражалось бесправное прошлое и радостное настоящее узбечки. Я не чувствовала усталости. Кто-то дал мне воды, но я не могла сделать ни одного глотка.
Перед глазами все время стояла улыбка дорогого Сталина. Получить аплодисменты великого вождя народов — это была моя заветная мечта, которая сбылась. Счастливые, обрадованные, раскрасневшиеся, мы шли домой, делясь впечатлениями, а через несколько часов поезд нас вез домой, на родину, где нас ждал наш народ, гордый за успехи своих посланцев.
* * *Прошло три года. Узбекистан значительно вырос по сравнению с прошлыми годами. Наши колхозники получили высокую награду за социалистический урожай. И вот телеграмма из Москвы:
«Товарищи узбекистанцы! Готовьтесь к декаде в Москве».
Эта весть быстро облетела весь Узбекистан. Рады были даже те, кто не принимал участия в декаде. Но эта радость, общая радость народа, воодушевляла нас на успехи. С каким волнением мы готовились! Сколько бессонных ночей провели мы за кулисами! Какой наплыв народного творчества, сколько талантов выявили мы в подготовке к первой декаде! Словами трудно все рассказать. И кто видел, тот знает, что такое народный подъем сталинской эпохи.
Вот мы уже в поезде. Мы собрали самое лучшее, что было в искусстве узбекского народа, — вернее, что имели и чем были богаты, с тем ехали в Москву. Всю дорогу, говорили о том, как все это произойдет. Меня замучили вопросами ребята и даже взрослые:
— Тамара, ну расскажи нам, какой Сталин?
— Такой, как на портрете, — сказала я. Вернее, я рассказывала всю дорогу о всем том, что я видела: как принимал Сталин и что он еще лучше, чем на портрете.
Разукрашенный лозунгами поезд мчался к Москве. На каждой станции нас встречали представители искусства, провожали, желая нам успеха.
Незаметно пролетело четверо суток. И вот поезд подходит к перрону вокзала Москвы. Из окон вагонов высунулись медные трубы корнаев, сурнаев. Изо всех окон и дверей выглядывали счастливые, радостные лица, даже на паровозе пристроились корнайчи. И так, с музыкой, с настоящим узбекским комфортом, под крики: «ура» собравшихся на перроне знатных людей столицы поезд подошел к перрону.
Нас встречали народные артисты Союза, знакомые, родные. Нам кричали; «Да здравствует солнечный Узбекистан!» Заслуженная артистка Халима Насырова произнесла речь на узбекском языке, а на русском говорила я. Я не помню, как я говорила, — я запиналась, но говорила от чистого сердца. Было море цветов. Детей наших расхватали и понесли, передавая из рук в руки, После коротких приветствий нас повезли в гостиницу и разместили по номерам.
Москва приняла более тысячи человек участников декады. По всей столице ходили нарядные узбеки в роскошных халатах, девушки со множеством косичек, с загорелыми, румяными лицами. Детишки бегали по коридорам гостиницы, а потом, привыкнув, под шумок, тайно от родителей, бегали в метро покататься на эскалаторе.
— Они не так себе приехали, они тоже артисты, — говорили прохожие, трепля за косички и за смуглые щечки: наших ребят.
— А вот эта черненькая — ее зовут Лола — это дочка Тамары Ханум, она так танцует, говорят, что лучше мамы.
— Лола, — говорит ей одна гражданка, — ты сегодня, наверно, не мыла глаз.
— Нет, — говорит Лола, — мыла, даже очень, это они у меня сроду такие, — говорит она на чисто русском языке, поражая всех окружающих.
Вот первый спектакль «Гюлъсара». Я не была занята в этом спектакле и сидела в зале. После увертюры дали занавес. Зрителям представилась яркая картина, рисующая внутреннюю половину нарядной узбекской квартиры. Несколько минут длятся аплодисменты художнику, затем приветствуют молодую Гюльсару, которая поет о счастье матери, которая празднует рождение ребенка. Снова взрыв аплодисментов. На сцену прибежали дети — маленькие Дельбар и Лола. Они в паранджах. В зале хохот. Зрители знают, что только на сцене остались паранджи, и им смешно, но так было раньше. С малых лет учили носить паранджу. Радуется Гюльсара, с нею вместе радуется зал. Плачет перед смертью мать Гюльсары, и вместе плачут зрители. И вот финал: Гюльсара сбросила паранджу, она ее больше не наденет, и отец ее никогда не продаст.
Москвичи радуются, аплодируют мастерству артистки, и вдруг все взоры обратились на ложу: товарищ Сталин и все члены правительства стоя аплодируют радостному искусству узбекского народа. Все артисты на сцене забыли, что на них смотрит зритель. Толкая друг друга, просовывались вперед, друг другу давили ноги, плакали, смеялись от радости. Так закончился первый спектакль.
На другой день спектакль «Фархад и Ширин». С пяти часов мы уже были все в театре. Все дома проверено и; подготовлено, но несколько раз проверялось еще в театре. Каждая деталь должна быть на месте. Были споры, какой халат лучше надеть. После многих консультаций и споров решили надеть лиловый. Спектакль шел своим чередом, но не было руководителей партии и правительства — ложа была пуста. Закончив танец, я раздевалась, как вдруг приходит руководитель и говорит: «Одевайтесь снова». За десять минут привезли обратно в театр уехавших в гостиницу музыкантов. Пьеса заканчивается. В это время входят руководители партии и правительства.
По настоянию публики повторяется третий акт. Снова Фархад и Ширин сидит на троне, снова звуки корнаи, еще сильней и еще ярче заблестели прожекторы, опять по всей сцене я бегу с букетом к новобрачным — Фархлду и Ширин. Опять взрывы аплодисментов. В бешеном темпе, которым закатил Уста Алим, я, как юла, неслась по сцене; отбивая мелкую дробь, вторила дойра. Упав на колени, я показывала все мастерство труднейших узоров рук. Это был кульминационный момент в танце. Это не во сне, это на яву, остановившись в заключительной позе, я видела первый хлопок Сталина.
