Медеу Сарсекеев - Каныш Сатпаев
От Казахстана в комиссию был назначен Сатпаев. Но в день отъезда экспертов из Алма-Аты он неожиданно заболел. Пришлось звонить в Казгеологоуправление и просить выслать вместо себя авторитетного, знающего специалиста, а самому ложиться на врачебное обследование.
Через несколько дней комиссия вернулась в Алма-Ату. Протокол ее заседания сразу же доставили в больничную палату Сатпаеву: «В Джезды марганец имеется, но его запасы нужно доразведать... Заявленный запас основан на недостаточном материале...»
Прочитав пространные объяснения, обставленные множеством оговорок, Каныш Имантаевич понял, что по такому руслу дело далеко не двинется. Рудник в Джезды, рождение которого казалось ему несколько дней назад скорым и реальным, теперь едва вырисовывался за строчками заключения. В сущности, они означали приговор к замораживанию месторождения. И Каныш Имантаевич по-настоящему сердился на себя за то, что заболел, не поехал с комиссией, не убедил ее в необходимости немедленной интенсивной разработки рудных пластов. Вместе с досадой на себя приходило и недовольство вчерашними соратниками. «Тоже мне! Хороши! Трое солидных геологов, знатоки Джезказгана, не смогли убедить десяток приезжих специалистов?!. А может, проявили слабость, испугались ответственности? Поосторожничали?»
Что придумать теперь? Дело кончено. Комиссия уехала в Москву. Быть может, и ему пора успокоиться, ведь его честь не пострадала... Но успокоение не приходило. Всей своей кипучей натурой Сатпаев болел за Джезды. А когда он верил во что-то, он уже не мог отступить, готов был на открытую схватку, хотя бы против него был весь свет. Решение бороться за марганец Казахстана крепло с каждым часом, каждой минутой.
Доктора, долго обследовавшие его, наконец собрали консилиум и поставили диагноз: гангренозный аппендицит. Пришлось согласиться на операцию. «Лечение продлится долго, таков характер болезни», — говорили врачи. «А дела?» — с беспокойством спрашивал Сатпаев. «Подождут!» Но интересы нового месторождения марганца, интересы обороны страны? Разве они могут ждать?.. И вот из больницы отправляется телеграмма главному инженеру Джезказганской геологической конторы Сейфуллину: «Немедленно выезжайте со всеми имеющимися камеральными материалами по Джезды». Сейфуллин вскоре прибыл вместе с коллектором джездинского отряда Пастуховым. Они привезли обширные отчеты геологоразведки.
Когда они появились в больничной палате, Каныш Имантаевич сразу заявил:
— К делу, друзья! За расчеты! И вам под моим контролем легче, и мне веселее.
Им выделяют стол в одном из тесных прокуренных кабинетов Института геологических наук, и джезказганцы принимаются за работу. Через неделю Сатпаев выписывается из больницы. Операция прошла нормально, но врачи пока что не разрешают ему работать. С трудом удалось вырваться из больницы, пообещав соблюдать постельный режим. Оказавшись дома, он вызывает джезказганцев из гостиницы и поселяет их у себя.
Сатпаевы жили в Алма-Ате довольно скромно, на большую семью трехкомнатная квартира. Старшая дочь Каныша Имантаевича от первого брака Ханиса, воспитанная с малых лет Таисией Алексеевной, училась на втором курсе медицинского института. Младшая, Меиз, ходила в школу. А вскоре родилась Мариам. К тому же в доме ученого постоянно жили престарелая мать Таисии Алексеевны и племянник Каныша Имантаевича Кемел, сын Казизы, единственной его родной сестры, умершей в тяжелом 1932 году. Кемел Акышов учился в десятом классе и по примеру дяди мечтал стать геологом. Но его мечты не сбылись. Окончив школу, он добровольцем отправился на фронт, а в 1944 году вернулся домой с тяжелым ранением.
Каныш Имантаевич еще не мог ходить, поэтому по утрам его постель переносили на диван, стоявший в гостиной. Здесь же на большом столе раскладывались камеральные материалы. На стульях лежали паспорта скважин, данные разведочных канав, геологические карты, схемы. На отдельном столике хранились результаты анализов, поступающие из лаборатории Института геологических наук. Посреди всего этого не разгибаясь сидели и часами щелкали счетами да крутили ручки арифмометров два джезказганца. Каныш Имантаевич, лежа на диване, руководил работой. То и дело он задавал какие-то цифры Пастухову, а тот высчитывал их на счетах. Затем записывались результаты. Так они работали по целым дням, иной раз не обмолвившись друг с другом ни единым словом. Лишь изредка о чем-то спорили. Расчеты продолжались до глубокой ночи. Отрывались от бумаг только тогда, когда радио передавало сводку Совинформбюро... И вновь воцарялась тишина, прерываемая стуком костяшек счетов да редким покашливанием.
Через несколько дней Каныш Имантаевич вышел на работу, хотя чувствовал себя еще не вполне здоровым, — тревожили боли в кишечнике, однако лежать долго в постели в эти напряженные дни он был не в состоянии.
После обработки первичных материалов Пастухов уехал в Джезказган. Окончательные расчеты теперь легли на плечи Саида Нагимовича Сейфуллина. Вечерами, вернувшись с работы, ему усердно помогал хозяин дома.
Наконец все было закончено. Составлены краткая геологическая характеристика месторождения, объяснительная записка к расчетам, обобщены дополнительные материалы и данные разведок. Все это приведено в систему, описано, пронумеровано. Подытожены разведанные запасы. Однако полученный результат не удовлетворял Сатпаева.
— Для Джезды этого мало, — заявил он.
— Но ведь и разведка была недостаточной. На следующий год запасы возрастут.
— Значит, так и следует указать в объяснительной. Пусть те, кто будет читать, знают, что это еще далеко не окончательные данные.
И такое уточнение было сделано в записке, поданной в Территориальную комиссию по запасам (ТКЗ). Специалистам предстояло проверить все, после чего могло быть принято решение о строительстве рудника.
Саид все еще жил в Алма-Ате, со дня на день ожидая заключения экспертов. Тянулись дни, недели. Наступил новый, 1942 год. Прошло еще немало времени, а эксперты ТКЗ не торопились.
Записка все еще изучалась. Одни держали ее по нескольку дней, другие неделями. И не видно было конца проверкам, придиркам, волоките...
В конце концов Сейфуллин не выдержал. Обязанности главного инженера крупной разведконторы не позволяли ему подолгу бывать в отъезде. И он возвращается в Карсакпай, так и не дождавшись рассмотрения своих расчетов в ТКЗ.
Все хлопоты по Джезды достались на долю Каныша Имантаевича. Документы из архива Джездинского рудоуправления свидетельствуют, что эта история стоила Сатпаеву многих сил и нервов. Как ни старался директор института, усилия его оставались бесплодны. Не помогали ни аргументированность выводов, ни высокий авторитет в научных кругах, ни большие права руководителя филиала Академии наук СССР.
