Вольфганг Нейгауз - Его называли Иваном Ивановичем
Шменкелю не сиделось в палатке санчасти, и однажды он не без труда уговорил Надю снять ему с руки шину и заменить ее легкой повязкой. Теперь Фриц хоть что-то мог делать.
Партизаны в это время как раз занимались изготовлением трехкилограммовых мин для подрыва железнодорожного полотна, и Фриц наловчился вставлять запалы в корпус мин.
Минеры сначала было запротестовали против того, чтобы Шменкель занимался этим делом, но Дударев так их оборвал, что никто больше не сказал ни слова,
Вернулись Рыбаков и Коровин, оба в грязи, уставшие и невыспавшиеся.
- Присядьте, - предложил им Шменкель. - И рассказывайте, что там у вас нового.
- Паршиво. - Рыбаков улыбнулся. - Если б ты видел, где мы сидели! Три дня и три ночи в болоте возле железной дороги. Хуже места придумать невозможно. А комаров там! Меня они еще не так сильно искусали, а ты посмотри на Виктора.
- А все потому, что было запрещено курить, - Коровин провел рукой по опухшему лицу и шее. - Но, как видишь, не сожрали нас. Дударев оказался прав.
- В чем? И что вы узнали? Говори же наконец, а то все крутишь вокруг да около.
Шменкель сгорал от нетерпения, да и остальные партизаны, отложив работу, ждали, что скажут разведчики.
- Сначала мы не верили, что фашисты придают большое значение этой ветке, ведь она не основная. Но мы глубоко заблуждались. На этой ветке идет такое движение, будто на какой центральной магистрали. Капитан разбил нас на три группы и распределил между станциями. Вот мы и сидели, смотрели в оба да записывали, когда прошел состав, из скольких вагонов или платформ состоял, сколько часовых охраняли его и так далее. Сейчас капитан и командиры взводов совещаются с командиром. Думаю, скоро будет интересная операция.
Коровин замолчал и посмотрел на мины-самоделки.
- А не перейти ли нам в более безопасное место, где и закурить можно? Перешли на лужайку.
Коровин свернул огромную козью ножку и глубоко затянулся.
- Днем поезда идут все время в одном направлении, - продолжал он свой рассказ, - гитлеровцы увозят наш лес, большей частью уже распиленный. Режут его на лесопилке во Владимирском. Однажды я видел, как везли два разбитых бомбардировщика. Но все это не так интересно, а вот по ночам...
- Тогда начинается совсем другое, - прервал товарища Рыбаков. - И даже с увертюрой. Представьте себе, лежим мы в кустах, кругом тишина. Вдруг Виктор услышал какое-то жужжание. Я сначала подумал, что у него просто слуховые галлюцинации, а потом, и сам услышал какой-то странный шум. Подползли мы к рельсам. Полотно там из-за болотистой местности довольно высокое. Приложил я ухо к рельсу и слушаю. Едет что-то. Мы с насыпи кубарем - и в кусты. Смотрим, едет дрезина и толкает впереди себя две вагонетки, груженные камнем. Чтобы, значит, проверить, не заминировано ли полотно. А сзади к дрезине прицеплено несколько товарных вагонов. В последнем сидели солдаты. Дрезина проехала мимо нас. Через некоторое время прошли два состава с небольшими интервалами, а потом и третий.
- А что было в этих составах, вы узнали? - спросил кто-то из партизан.
- Разумеется. - Коровин свернул еще одну козью ножку. - Пушки, танки, а больше всего горючее.
- Ну как, интересно? - Рыбаков с победным видом посмотрел на товарищей. - Вы же знаете, они с нами ничего сделать не могут и боятся нас. Иначе б они не пускали дрезину с вагонетками для проверки.
- Все это так, - прервал своего друга Шменкель. - Но скажи, почему фашисты отправляют транспорты с ценными грузами только ночью? Почему бы это, а?
- Мы долго ломали над этим голову. Однажды, когда сидели в засаде недалеко от Егорьевской, мы подползли к линии поближе. И вдруг семафор закрылся и состав остановился. Состав был с лесом. Машинист паровоза пошел в кусты по нужде, и мы его сцапали. Нам повезло: машинист числился у немцев в списке неблагонадежных и охотно все нам рассказал...
Виктор вдруг замолчал. В этот момент раздался сигнал к обеду.
- Короче говоря, дело тут вот в чем: главная железнодорожная магистраль, идущая через Минск - Смоленск - Вязьму, по ночам находится под постоянным контролем партизан, и потому немцы могут перевозить по ней грузы только днем. А чтобы не было перебоев, они и пропускают эшелоны по второстепенной ветке по ночам.
Во время обеда партизаны оживленно спорили о том, можно ли успеть подложить мины под рельсы в интервалах между двумя составами. Если подорвать эшелон с горючим, то восстановить эту ветку и вновь наладить на ней движение будет не так-то легко, времени для этого потребуется много. Однако разведчики сообщили: транспорты идут с такими маленькими интервалами, - видимо, как раз в целях большей безопасности, - что заминировать полотно вряд ли возможно.
После обеда Рыбаков и Коровин пошли в баню, а Шменкель направился в свою палатку. Фриц понимал, что командир отряда не будет откладывать в долгий ящик операцию по подрыву железнодорожной ветки. Добровольцев участвовать в такой операции в отряде наберется больше чем нужно, так что, если он, Фриц, хочет участвовать в этом деле, ему нужно спешить.
Шменкель начал объяснять врачу, что он уже совсем здоров, но Кудинова недоверчиво покачала головой. Однако Шменкель не уходил - он решил добиться своего и утверждал, что ему пора выписываться.
На самом же деле рука с трудом слушалась Фрица. Рана, правда, затянулась, но еще не совсем. Доктор Кудинова только недоуменно пожала плечами, но, зная, что Шменкель не отступит от задуманного, наконец проговорила:
- Идите уж, что с вами делать. А то, чего доброго, придется вас отправить к психиатру, уж больно вы беспокойный. Только я вас прошу, ни в коем случае не принимайте участия в рукопашном бою.
Шменкель радостно простился со строгим доктором, а вечером следующего дня ушел с группой подрывников во главе с Тихомировым на задание.
Шменкель нес свой автомат и электрическую подрывную машинку, которую партизанам прислали из тыла. Вслед за Фрицем шагал Коровин. Начальник разведки решил подорвать полотно в том самом месте, где Коровина ели комары. Рыбаков в этой операции не участвовал - он ушел проводником с большим отрядом, возглавляемым Дударевым. Рыбаков вел отряд к шоссе, к тому месту, где оно вплотную подходило к железной дороге. Третья группа во главе с Васильевым осталась в тылу для обеспечения.
Группа Тихомирова вышла к железной дороге к концу второго дня. Комиссар приказал всем как следует выспаться, однако комары не давали ни минуты покоя. Не спасали даже марлевые повязки, которыми их снабдили в санчасти. С наступлением темноты партизаны были само внимание. Прошел эшелон с платформами, груженными лесом. Потом вновь наступила тишина. Через два часа по шпалам прошагал фашистский патруль. Под утро в направлении Владимирское потянулись нескончаемые составы с порожняком.
