Владислав Кардашов - Ворошилов
Движение к Замостью продолжалось под непрекращающимся дождем. Дороги размокли, обозы с превеликим трудом пробивались сквозь грязь. Нелегко было и частям. Польское командование бросало навстречу буденновцам все, что имело под рукой. И тем не менее 28 августа Конармия была уже в районе Замостья и начала бои за овладение им. Но к этому времени положение войск Западного фронта еще более ухудшилось, они отступали по всему фронту, инициатива полностью находилась в руках польского командования. Конармия была единственным объединением Красной Армии, продолжавшим наступление. Она оказалась глубоко в тылу польских войск, и чтобы устранить эту угрозу, польское командование не жалеет ни сил, ни средств. 30 августа командующий 3-й польской армией генерал Сикорский отдает приказ окружить и уничтожить армию Буденного в районе Замостья.
Со всех сторон враги обрушились на кавалеристов Буденного, но разгромить их белополякам не удалось. Отбивая атаки противника, нанося ему мощные удары, Конармия к 1 сентября вырвалась из окружения. Много раз в эти дни Ворошилов поражался, с какой выдержкой, героизмом сражались его бойцы. Их боевой дух оставался непоколебимым, и в этом Ворошилов видел подтверждение их идейной, революционной стойкости.
1-я Конная вышла из окружения организованно, сохранив всю материальную часть. Но противник продолжал нажимать, и после кратковременной передышки, с 12 сентября она вновь в сражениях. В частях ощущается острый недостаток продовольствия, боеприпасов, обмундирования, и Ворошилов, покинув на время поля сражений, в армейском тылу организует снабжение армии.
На протяжении двух недель конармейцы медленно отходили под напором превосходящих сил белополяков. Лишь 26 сентября главком С. С. Каменев отдал директиву: «С 24-х часов 26 сентября 1-я Конная армия в составе всех входящих в нее конных частей переходит в мой резерв и в мое непосредственное подчинение. Имея в виду использовать всю силу грозной Конной армии для окончательной ликвидации Врангеля, рассчитываю, что она в полной мере оправдает надежды, возлагаемые на нее Рабоче-Крестьянской Республикой…»
На Южном фронте (он был образован 21 сентября 1920 года) 1-ю Конную ждали с нетерпением. На протяжении лета 1920 года красным войскам приходилось отбивать настойчивые попытки врагов продвинуться к северу. С 14 сентября врангелевцы наступали в Донбассе, 28–29 сентября им удалось овладеть Волновахой и Мариуполем. Можно было ожидать, что в ближайшее время белогвардейцы попытаются перебраться и на правобережье Днепра, поэтому появление на советско-врангелевском фронте 1-й Конной было бы очень кстати. По выходе из боев с белополяками ей предстояло сосредоточиться в районе Бердичева и в короткий срок (20–25 суток) совершить марш в район Берислава, чтобы затем нанести удар по врагу.
Широким фронтом (120–150 километров) спешили на Врангеля дивизии 1-й Конной. У ее командования немало хлопот: нужно пополнить ряды бойцов, раздобыть новых лошадей, обеспечить людей питанием и зимним обмундированием, а лошадей фуражом; к зиме их надо перековать… Все это надо сделать на марше, нигде не задерживаясь. К тому же буденновцы изо дня в день сталкивались с бандами, в огромном числе расплодившимися на Правобережной Украине. Немало времени у Ворошилова, как и всегда, занимала политическая работа в войсках, и эту работу в тот период следовало усилить: в некоторых частях 1-й Конной наблюдалось падение дисциплины, кое-где происходили случаи насилия и грабежа.
В тревогах и заботах летели день за днем, и лишь изредка у Ворошилова и его товарищей выдавалось свободное время, когда можно было поговорить по душам.
В Знаменке, где к вечеру 21 октября расположился РВС армии, такой разговор затеял секретарь PBG С. Орловский. В присутствии Ворошилова, Буденного и Минина он заявил, что если бы каждый человек стал откровенно говорить все, что думает, не считаясь ни с чем и ни с кем, то жить такому человеку было бы невмоготу.
— У него сразу же появилось бы так много врагов, что пришлось бы отказаться от попыток откровенности…
— Ничего подобного! — горячо запротестовал Ворошилов. — Такая постановка вопроса чужда нам, большевикам. Я всегда, издавна, стремлюсь говорить и о достоинствах, и о недостатках людей, невзирая на их чины и положение, и, как видишь, жив и здоров и по сей день…
— Это интересно! — засмеялся Минин. — Может, ты попробуешь сделать это и сейчас?
— Почему бы и нет? С тебя и начну, — пригрозил Ворошилов. — Ты, мой дорогой, чересчур сух. Да, да, сухость, доктринерство и, пожалуй, формальный подход к людям — основные твои недостатки. Я даже сказал бы, что у тебя нет любви к людям, ты надолго запоминаешь мелочи, тебе неприятные, и потому злопамятен. Потому вокруг тебя не сплачиваются люди, и это мешает работе. Кроме того, иногда я вижу, что ты как будто хочешь всех перехитрить, а в результате обманываешь и самого себя.
Такая характеристика, естественно, не могла совсем удовлетворить Минина, но он согласился:
— Допустим, ты прав. Даже, — поспешил он добавить, видя, что Ворошилов намерен продолжать, — пожалуй, ты прав в основном, в главном. Но что ты скажешь о себе?
— О себе? — Ворошилов на мгновенье задумался. — Со стороны виднее, но кажется мне, что я излишне горяч, вспыльчив, что мне не хватает выдержки…
— Пожалуй, — Минин чувствовал себя удовлетворенным, — это главные твои недостатки. Ну а что ты скажешь о нем? — Тут Минин кивнул в сторону Буденного, до тех пор молчавшего и усмехавшегося в усы.
— Он, можно сказать, почти без недостатков, — обрадованно засмеялся Ворошилов, — если не считать, что характер у него чересчур мягкий. Даже странно как-то: унтер-офицер старой армии, а такой мягкий характер! И отношения со всеми хочет сохранить хорошие, не желает их портить!
— Семен Михайлович, а ты что молчишь, почему не режешь правду-матку? — Минин явно был заинтересован услышать мнение Буденного.
— Да что говорить, Клим, думаю, прав. О себе скажу только: мне его очень недоставало. С тех пор как он в армии, как мы вместе, я чувствую, что сам, как бы это сказать, — он помедлил, ища слово, — как бы «поднялся», что ли.
Спустя полвека С. М. Буденный в своих мемуарах напишет о Ворошилове: «В нашей совместной длительной работе не все было гладко. Вспыхивали порой горячие споры, длительные дискуссии. Но разногласия и жаркие схватки не заходили у нас дальше рубежа, где кончается дело и начинается личная «амбиция». Как бы спор ни развертывался жарко, он заканчивался всегда общим единым и обязательным решением. И это решение РВС дружно и совместно проводилось в жизнь.
