Лали Морошкина - Я, президент и чемпион мира
Из записной книжки 2006 года
С детства не люблю ни лето, ни выходные дни. Не выношу, когда мой город пустеет, закрываются ставни, и на улицах не слышен обычный шум. Поэтому по субботам и воскресеньям я избегаю города, чтобы по возвращении встретить его вновь шумным и оживленным.
В эти дни я стараюсь не перегружать себя прессой, чтобы на новой неделе суметь проанализировать все важные политические события на свежую голову, именно те события, которые решают судьбу моей страны, так как именно сейчас рождается новая история Грузии. Не знаю, хорошо это или плохо, но я часто думаю: почему именно моему поколению досталось столько испытаний? 9 апреля, войны, войны, войны… и несправедливость.
Наверное, это испытание перед чем-то более важным. Может, среди этой несправедливости, лжи и двуличия рождается правда. Правда, которая станет истиной.
Тем временем я приближалась к моему городу, — вновь перерытые дороги, вновь пляски в ночных кабаках, вновь беспризорные дети в подземных переходах и безжизненные фонтаны. Наверное, и им стало холодно, ведь сегодня дул ужасный ветер.
Ветер всегда вызывает во мне волнение. Нет, спокойной и невозмутимой я никогда не была, но ветер — это совсем другое… Еще один порыв, и в унисон с ветром в моей сумке трезвонит телефон. Приблизительно через пятнадцать минут присоединяюсь к моим друзьям в одном из городских ресторанов.
…И вновь традиционные тосты сменяют друг друга. За родителей, за братьев и сестёр, за ушедших из мира сего, за новорожденных, за Родину… И как никогда, мне все это приятно. Нет, хмель тут ни при чем. Просто в моем городе так по капле исчезают традиции и обычаи, что каждый день, прожитый с ними, — уже счастье. Ну куда мы уйдем и куда попадем с этими новыми порядками? Ответ на этот вопрос есть, наверное, только у их авторов, и не думаю, что он устраивал бы меня и мне подобных.
Ах да, я остановилась на родине. Да здравствует! Но как? Сколько «без» должно добавиться впереди? Без Самачабло, без Абхазии, без веры… Сколько еще «без», «без», «без»? А почему без веры? Потому, что даже в тюремные камеры влезает Иегова. Мучают беззащитных, больше не зажигают свечи перед иконами. Вот почему!
Я не зря сказала, что ветер приносит мне беспокойство. Ненавижу новый «проект Санакоева», выдвинутого на пост президента Южной Осетии с грузинской стороны. Любая поддержка приближающихся выборов в Южной Осетии равносильна признанию поражения! Эй вы, люди! Кому служите? Неужели деньги, взятые за это, и раболепство перед спецслужбами других стран стоят вселюдного позора и братоубийства? Ведь жизнь не кончается сегодня! Тем более, что мы практически отказались от потерянных территорий.
Ненавижу, когда нас кормят враньем насчет природного газа и электроэнергии и втихаря вновь продают нас России. Ненавижу, когда обманывают, разыгрывая карту НАТО, как приманку, а убийцы Гиргвлиани и Робакидзе (молодые люди, расстрелянные без суда и следствия полицейскими. — Л.М.) прогуливаются по улицам.
Ненавижу подхалимаж, вранье и трусость! Уже девятый день Коко Гамсахурдиа (политик, сын первого президента Грузии. — Л.М.) голодает, требуя пересмотреть дела политзаключенных. Это его первая голодовка. Никто его не навещает и никто не вспоминает. Сейчас же иду и говорю ему, пусть прекратит эту бессмыслицу! Стране нужны не обессиленные, а здоровые люди! Ненавижу равнодушие. Такой длинный список всего, что я ненавижу, или, правда, очень плохи дела страны, или у меня невроз. Вот и айда за город…
Один за другим становились жертвами постреволюционных репрессий друзья детства Миши Саакашвили. Самой большой его ошибкой было то, что он считал себя президентом «националов», а не всей Грузии. Нукри тоже не числился в рядах сторонников «националов», когда-то друзья детства, они оказались по разные стороны баррикад, друг против друга. Многие из наших школьных знакомых убежали за границу, многих арестовали. Нукри, пропускавший все события через собственное сердце, сильно перенервничав, скончался от сердечной недостаточности. Президент на похороны не пришел… не пришла и я — не отпустил Георгий.
Сложно описать, что испытывал Сандро, который считал Нукри больше братом, чем отцом. Молодой 38-летний мужчина скончался на руках у сына, а у меня словно с концами оборвалась невидимая нить, связывающая меня с детством. Было такое чувство, что теперь и я такая же, без роду и племени, как многие люди нового революционного сословия.
Будто Господу было мало для нас испытаний — через неделю после этого события с острейшим перитонитом меня срочно перевезли в Москву. К свежей ране Сандро добавилась и я, и все это происходило в один месяц, в проклятом марте 2006 года.
Московские врачи не давали надежды. Во время операции Канделаки как раненый зверь бился о стены. Когда я вышла из наркоза, он ухаживал за мной и не давал медперсоналу прикоснуться ко мне.
— Я сам!
На протяжении трех недель Георгий не выходил из больницы. Моя мама приехала позже — из-за трудностей введенного визового режима с Россией. Спасибо Господу, у меня и Георгия были годовые визы, опоздай мы всего на два часа, и моя судьба сложилась бы совершенно иначе.
Вернувшись в Тбилиси, Георгий сразу возобновил строительство. После реабилитации я старалась сконцентрироваться на собственном будущем, поэтому решила начать бизнес. У Сандро больше не было отца, с отцом Георгия я развелась, и сейчас вся ответственность, как, впрочем, и всегда, лежала исключительно на мне.
Я собралась с силами и заговорила с Канделаки.
— Понимаю, что ты вошел в азарт строительства, но мои годы бегут, если я сейчас что-нибудь не сделаю, потом будет поздно. Ты обещал мне помочь начать какой-нибудь бизнес. В том, что ты на свободе, никто не оспорил долю здания в Верийском парке и его не разрушила мэрия, кажется, есть и моя заслуга. Может, придумаешь что-нибудь, и начнем совместное дело? Мне больше нечего продавать, ты же воздвигаешь империю в центре Веры. Как это понимать?
— Послушай, милая, ведь у нас вроде не было никакого письменного договора. Я хочу, чтобы мои дети жили в городе и имели больше денег, чем тбилисцы, у которых крыша едет, — он всегда терпеть не мог жителей столицы.
Эти слова меня изумили, но главный сюрприз ждал впереди.
— Мой пентхауз почти закончен, можем переезжать, только с одним условием, младшего сына отправь к отцу! Да, любимая?
— Убирайся из моего дома! — закричала я в отчаянии…
…В ту ночь я уже ехала на такси в Садахло, чтобы хоть немного почувствовать облегчение в Сочи, у моей крестной. Первый раз в жизни я позвонила и сказала: помогите! На границе с Арменией меня ждали ее друзья. На следующий день Канделаки из газет узнал о моем отъезде.
