Вера Смирнова-Ракитина - Валентин Серов
Эскизы костюмов и декораций к «Юдифи» — произведения высокого мастерства. Серову удались напоенные зноем пейзажи: синева южного неба, камень и глина прямоугольных варварских построек. То, что он неоднократно обращался уже к этой теме, помогло передать весь аромат этой древней, особой, своеобразной культуры. История Ассирии и Вавилона, археология, библейская история, а главное, творческое отношение к работе — все сыграло свою роль в создании редкого по стильности, законченности и красочности спектакля.
Много позже, в 1907 году, когда «Юдифь» восстанавливалась для Шаляпина уже на сцене императорского театра, Серов снова сделает несколько эскизов декораций и костюмов.
Премьера оперы в мамонтовском театре состоялась 23 ноября 1898 года. Пресса превозносила Олоферна, да и вся опера имела несомненный успех и на много лет закрепилась в репертуаре Шаляпина.
После постановки «Юдифи» Валентина Семеновна Серова начала «обрабатывать» Мамонтова, чтобы он поставил в театре и ее оперу — плод многолетних трудов — «Илью Муромца». Было это, очевидно, не особенно приятно Валентину Александровичу. Он, как человек музыкальный и обладавший большим вкусом, надо думать, понимал, что опера матери не представляет находки для «Частной оперы». Однако энергичная Валентина Семеновна нажимала и на Савву Ивановича и на близкого друга сына — Федора Ивановича. В конце концов оперу поставили. Но она, несмотря на участие в ней Шаляпина, успеха не имела.
Талантливый музыкант и дирижер А. Б. Хессин, друг семьи Серовых, познакомившись с музыкой Валентины Семеновны, писал: «Должен, к крайнему моему огорчению, признаться, что музыка В. С. Серовой, особенно отрывки из «Ильи», произвела на меня отрицательное впечатление, главным образом вследствие полного отсутствия национального колорита, столь необходимого вообще и особенно в народной опере.
Что касается музыкального материала, то он в целом отличался бледностью и бесцветностью. Мелодическая изобретательность была наивна и слаба, так же слаба гармоническая сторона, а инструментована опера была беспомощно, серо.
…Не получив в молодости систематических знаний по теории композиции, предоставленная своим собственным силам, оставаясь самоучкой, она впала в полный дилетантизм, несмотря на наличие хорошего музыкального вкуса и несомненные композиторские данные».
После провала оперы Валентина Семеновна, решив, что неуспех зависел только от нерадивости Саввы Ивановича, смертельно на него разобиделась.
Позже тот же Хессин разъяснил ей причины неудачи, и эта решительная женщина, поняв, что знаний у нее действительно не хватает, уехала в Берлин, где, будучи уже в возрасте 52–53 лет, села за школьную парту, то есть решила на этот раз полностью пройти курс музыкальных наук, который ей не удалось осилить в молодости. Успехи, сделанные ею, были необычайны. Но когда она, осилив, наконец, музыкальную премудрость, могла бы взяться за исправление и переделку своей оперы, мамонтовского театра уже не существовало.
Последний год XIX века был тяжелейшим моментом и в судьбе Саввы Ивановича Мамонтова и в истории «Частной оперы».
Директором императорских театров был назначен В. А. Теляковский, человек умный и дальновидный. Располагая огромными средствами, он сумел переманить из «Частной оперы» сначала Константина Алексеевича Коровина — лучшего художника-декоратора, а затем Федора Ивановича Шаляпина. Совпало это с грозой, разразившейся над головой Мамонтова.
Министерство финансов назначило ревизию дел Ярославской, или Северной, железной дороги, а Савва Иванович Мамонтов, председатель правления, отчитаться не смог.
Растраты у него не было. Но просто Мамонтов, никак не ожидавший, что может быть такая недоброжелательная акция, вложил большие средства в неокупающуюся пока что железнодорожную линию, в продолжение дороги дальше на север, до самого Архангельска. Числившиеся в наличии суммы на самом деле находились в этом строительстве.
У царского правительства была система помощи развивающемуся крупному капиталу. Путем выдачи из казны ссуд субсидировались промышленники, попадавшие в затруднительное положение. Если бы не было явного недоброжелательства со стороны всесильного министра С. Ю. Витте, если бы не стоял за его плечами кто-то, кто метил на место Мамонтова, правительству ничего не стоило загасить это дело и дать возможность правлению железной дороги «обернуться». Но Витте уже не раз проявлял недоброжелательство по отношению к Савве Ивановичу. Был даже, по рассказу самого Мамонтова, однажды такой разговор: «Сидим на заседании, вижу, С. Ю. Витте смотрит на меня очень внимательно; думаю: «В чем дело, какие мысли бродят в его министерской голове на мой счет? Любопытно!» После заседания он мне говорит сердитым, раздраженным тоном: «Савва Иванович, я вычитал в газетах, что вы везете за границу какую-то частную оперу. Что это за вздор такой? У вас там на дороге черт знает что происходит, а вы нянчитесь с какой-то там оперой?»
Очевидно, Мамонтов не казался ему человеком серьезным, надежным, а главное, кому-то из людей, близких к Витте, или, может быть, его жене, даме очень деловой и меркантильной, надо было спихнуть Мамонтова, а здесь все предлоги хороши, вплоть до упреков в излишнем увлечении оперой.
Осенью 1899 года Мамонтов был арестован, объявлен банкротом и заключен в Таганскую тюрьму. Все его имущество и капитал ушли в казну. Осталось только Абрамцево, к счастью записанное на имя Елизаветы Григорьевны, и керамическая мастерская на Бутырках. Был продан с торгов милый сердцу художников дом на Садовой-Спасской со всеми собранными в нем прекрасными картинами и скульптурами.
В апреле 1900 года суд оправдал Мамонтова, но все же блистательная жизнь Саввы Великолепного рухнула, и восстанавливать ее уже не было сил.
Как это часто бывало, в годину бед от Мамонтовых многие отвернулись. Забыли о дружбе и о том, сколько было выпито и съедено за мамонтовским гостеприимным столом.
Но особенно горька была обида Мамонтова на его любимцев Шаляпина и Коровина. Нежно любимый Саввой Ивановичем Костенька, «Артур, паж времен Медичисов», отнесся к несчастью друзей слишком уж безучастно, увлеченный своей новой деятельностью декоратора императорских театров.
Но у Мамонтовых оказались и верные друзья. Одним из таких был Валентин Александрович Серов. Его настолько заботила судьба Саввы Ивановича, что он, пренебрегая этикетом, рискнул, работая над портретом Николая II, обратиться к царю с ходатайством за Мамонтова. Он писал об этом жене:
«…Вот что важней: в конце сеанса вчера я решил все-таки сказать государю, что мой долг заявить ему, как все мы, художники, — Васнецов, Репин, Поленов и т. д. — сожалеем об участи С. Ив. Мамонтова, так как он был другом художников и поддерживал, как, например, Васнецова в то время, когда над ним хохотали и т. д. На это государь быстро ответил и с удовольствием, что распоряжение им сделано уже. Итак, Савва Иванович, значит, освобожден до суда от тюрьмы…»
