Адольф Эрнстхаузен - Война на Кавказе. Перелом. Мемуары командира артиллерийского дивизиона горных егерей. 1942–1943
В описанном мной происшествии было нечто театральное. Германский вахмистр, окажись он в такой ситуации, вряд ли стал бы проделывать ружейные приемы, а германский полковник вместо своей шинели укрыл бы раненого войлочной накидкой, которая с успехом выполнила бы ту же роль. Но то, что произошло здесь, имело, без всякого сомнения, символическое значение, которое так любят разыгрывать южные народы: со стороны вахмистра – последняя дань воинскому долгу, со стороны полковника – демонстрация уважения к старому солдату.
Сразу после того, как вахмистра унесли, вернулись его люди с обоими пленными, которых они, изрыгая проклятия, подгоняли ударами прикладов. Это мне тут же напомнило балканский обычай обращения с пленными, на который я сверх меры насмотрелся в годы Первой мировой войны. Пленный считался опозорившим себя солдатом, который должен работать как раб и, если он ничего больше не может, жить впроголодь. На той войне сербы ничуть не лучше обходились с австро-венгерскими и германскими, а болгары – с румынскими пленными. При этом проявлялись племенная ненависть и унаследованная враждебность, которых мы совершенно не понимали. Но с началом Второй мировой войны эти нечеловеческие методы получили свое распространение также и среди народов западных культурных наций. Le progrès, quelle blague! [34]
Мы вернулись в дом. Пленных доставили для допроса к полковнику. Оба были еще довольно молодыми людьми, один среднего роста, человек чисто нордического типа, великоросс, с беспокойным взглядом, полным страха смерти. Второй – богатырского сложения узбек с бесстрастным монгольским лицом. Оба вели себя более чем достойно. Многого сообщить они не могли, поскольку не знали или притворились глупыми. Снабжали их из рук вон плохо, они не ели уже в течение сорока восьми часов. Услышав это, полковник, который, в отличие от своих людей, разговаривал с пленными доброжелательно и даже по-отечески, велел прежде всего накормить их. Лицо великоросса отразило при этом целый ряд испытанных им чувств, от сомнения до радости жизни. Черты лица узбека не изменились ни в малейшей степени.
…и ее прояснение
А теперь представьте себе германского майора, который провел удачную контратаку и которому мы, без всякого сомнения, были обязаны нашим спасением. Это был начальник отдела личного состава штаба нашей дивизии.
Он кратко поздоровался со всеми присутствующими и затем обратился ко мне:
– Я со своим штабом должен перебазироваться сюда.
– Но это технически невозможно. Помещение и так уже переполнено. Кроме того, здесь хозяин дома не я, а господин полковник.
– Да я и не буду у него спрашивать, – пробормотал штабист.
Он, понятное дело, считал, что полковник не понимает по-немецки. Однако последний все же понял.
– Вы уже слышали, – ответил он, – что это место переполнено. Однако я освобожу от моих людей соседний дом. Вы сможете занять его вместе с вашим артиллерийским штабом.
На том и порешили.
Боевая группа нашего штабиста состояла из остатков нашего сильно потрепанного в боях саперного батальона, роты пополнения из молодых призывников и «сборной солянки» из хлебопеков и прочих обозников, которых в подобных случаях дивизия выгребала из всех своих уголков и бросала в бой, причем к большинству из них вряд ли можно было применить определение «боеспособен».
Как только наш штабист удалился, тут же возник майор Малтер, который обогнал свой посланный для дальнейшей поддержки егерский полк – или, точнее говоря, его жалкие остатки. Он тотчас же обратился к полковнику:
– Вы здесь командуете боевой группой?
И затем принялся расспрашивать его, словно это он, а не полковник был старшим по званию. После чего удалился, чтобы встретить свою часть.
Полковник тут же связался по телефону с командиром румынской дивизии и пожаловался ему на обоих немецких майоров. Он упомянул нечто о престиже румынской армии. Я же злился на своих в остальном высоко ценимых товарищей – и объяснял румынам дело так – мне уже неоднократно приходилось делать это еще в Первую мировую войну, – что германские офицеры часто имеют мало опыта в обхождении со своими союзниками.
После того как солдаты румынской конной артиллерии, которые до того ночевали совместно с моим штабом в соседнем доме, согласно приказу полковника вынесли оттуда свои вещи, в доме оказалось вполне достаточно места для размещения как моих людей, как и начальника отдела личного состава штаба дивизии. Поэтому я попросил у полковника согласия на мое переселение туда же, что было целесообразно и в интересах службы. При этом я от всего сердца поблагодарил его за дружеское гостеприимство.
– Я надеюсь, – ответил на это полковник, – еще не раз видеть вас у себя. Мы всегда будем рады принять вас нашим гостем.
Выделяя слово «вас», он отпустил явную шпильку в адрес двух других моих сослуживцев.
На той стороне я встретил Нитмана, который принял участие в контрударе, чтобы как можно скорее добраться до нас. Но мне едва ли пришелся по душе приказ, отданный нашему штабисту и мне: переговорить с румынским полковником. Присутствовать при этом должен был и уже подошедший майор Малтер.
Хотелось сразу использовать достигнутый успех. Егерский полк должен был пробиться к главной линии обороны, которая проходила по Лабине. Боевая группа штабиста должна была прикрывать продвижение егерей с флангов и после этого занять нашу группу строений, превратив ее в опорный пункт. Сам полковник хотел примкнуть к майору Малтеру и пока что оставаться на основной линии обороны. Поскольку егерский полк еще не был введен в бой и должен был сначала отдохнуть и пообедать, атака должна была начаться только через два часа. Я же должен был со своим штабом оставаться при боевой группе штабиста, но откомандировать при этом передового наблюдателя в егерский полк. В конце разговора полковник произнес:
– Полагаю, все ясно. Благодарю вас, господа.
Это было явное приглашение к прощанию. Я поднялся вместе со своими однополчанами.
– А с вами, господин майор фон Эрнстхаузен, – продолжал полковник, – я бы хотел поточнее обсудить артиллерийскую поддержку.
Когда остальные мои товарищи удалились, я спросил:
– Какие приказы господин полковник хочет отдать мне?
– Никаких, мой дорогой, совершенно никаких. Я же знаю, что вы все проделаете отличнейшим образом. Я бы хотел вам только кое-что предложить. Угодно бокал вина или жареного цыпленка?
– С вашего позволения – и того и другого, господин полковник.
– Превосходно. Цыпленок должен еще немного подрумяниться. Ну а с вина мы можем начать сразу же. – Он разлил вино по стаканам и поднял свой: – За победу союзных сил!
