Валентин Фалин - Без скидок на обстоятельства. Политические воспоминания
В ноябре после заседания политбюро, на котором Громыко отчитывался по итогам своих визитов в ГДР и ФРГ, а я сидел в качестве понятого, министр пригласил меня возвращаться в МИД вместе в его машине. По дороге спрашивает:
– Как бы вы отнеслись к предложению занять пост посла в ФРГ? Это направление становится столь же важным, как и вашингтонское.
– Прежде всего спасибо за доверие. С учетом подчеркнутой вами значимости, приобретаемой Бонном, не могу умолчать о том, что не имею опыта рутинной посольской работы. Поэтому с пониманием отнесся бы, появись другая кандидатура, опробованная на скользком дипломатическом паркете.
– Сейчас на первом плане не гладкий паркет, а каменистые политические тропы. Я понимаю ваши слова так, что принципиально вы согласны.
Примерно неделю спустя, так же между прочим, Громыко извещает меня:
– Руководство поддержало ваше назначение в Бонн. Некоторая дискуссия возникла, но в итоге все обошлось. Будем оформлять запрос на агреман. Дадим Царапкину спокойно встретить 1971 год. А вы тем временем готовьтесь к новой сфере деятельности.
Произношу слова благодарности, принятые в подобных случаях, хотя не было уверенности, к добру ли эта перемена в моей судьбе. Громыко сокращает церемонию до минимума и переводит разговор на текущие дела:
– Достаточно ли серьезны угрозы оппозиции, взявшей курс на развал свободно-демократической фракции в бундестаге и подрыв позиций СвДП на выборах в западногерманских землях?
– Намерения более чем серьезные. Сложнее дать прогноз, сколь велик запас прочности у самих либералов. Помимо догм на кону большие миллионы. Если случится бегство избирателей, традиционно державшихся СвДП, то партия попадет в полосу затяжного кризиса. Результаты выборов в Гессене симптоматичны. Либералы едва преодолели пятипроцентный барьер. Им пошла на пользу ваша встреча с Шеелем в Кронберге. Но когда решают десятые доли процента, все зыбко.
– Что можно предпринять?
– Наилучшую отдачу обещают зримые подвижки в проблемах, обретших в сознании немцев качество символов. Пример: любой наш и ГДР шаг навстречу пожеланиям сотен тысяч жителей обеих частей Берлина, скоро десять лет как лишенных возможности поддерживать естественные семейные узы, получил бы самый добрый резонанс.
– Вы не в состоянии обойтись без своих «добрый – злой». В политике на переднем плане интересы.
– Если под политикой понимать правительства и отчасти парламенты. Голый интерес, руководивший поступками сторон, и вызвал нынешние ненормальности. Пока интерес не будет очеловечен, все останется по-прежнему.
– Что все-таки вы предлагаете?
– Уместно спросить: горят ли США, Англия и Франция желанием укоротить рычаг воздействия на ФРГ и тем на ее отношения с нами, на общую обстановку в Европе, рычаг, каким они обладают в лице Западного Берлина? Нравится или нет, уготовив Западному Берлину функцию заложника, мы сами сделались его заложником. Обрести большую свободу рук можно, лишь прибавив свободы другому.
– Кому нужны эти прописные истины, – кипятится Громыко. – Вопрос: что и как?
– Мое мнение таково: если три державы сохранят монополию на представительство Западного Берлина в переговорах с нами, перемены наступят не скоро. Наше давление лишь ужесточает фронты. Западные державы не в состоянии отказать только Федеративной Республике и общественному мнению города.
– Не предлагаете ли вы удовлетворить претензии ФРГ на право говорить от имени Западного Берлина?
– Нет. Удовлетворение претензий Бонна и отказ от услуг трех держав в доведении нашей точки зрения по Берлину до правительства ФРГ или точки зрения с Рейна до нашего слуха не идентичные понятия.
– Тогда выражайтесь яснее.
Министр о чем-то размышляет, вооруженный синим карандашом и блокнотом.
– Прения с США, Англией и Францией не вдохновляют. Но и переговоры впятером не для нас. Хотя бы потому, что в эту схему не вписывается ГДР. Пока решаем так. Вы прикинете различные варианты. Нелишне, наверное, было бы вам побывать в Бонне и повстречаться там со сведущими людьми. Не обещая многого, послушать, как они мыслят дальнейшие этапы нормализации. Заодно можно было бы пришпорить посланника Бондаренко, чтобы посольство не впало в зимнюю спячку.
Следующая наша встреча с Громыко не заставила себя долго ждать, но вызвана она была другим поводом.
Опять и опять приходится сожалеть, что нет у меня под рукой численника, что исчез в сутолоке августовских событий 1991 г. Иначе не составило бы труда с точностью до часа сообщить вам, когда меня вызвал министр и сказал:
– Завтра поутру отправляйтесь в Берлин. Бар передал, что хотел бы увидеться с вами для важного разговора. Признано целесообразным дать согласие на эту встречу.
– Где она будет проходить? В совпосольстве или в каком-либо неофициальном месте?
– Бару сложно, не привлекая внимания, появиться в Восточном Берлине. Поэтому местом встречи избран Западный Берлин. Меня заверили, что речь идет о здании, не имеющем ведомственного статуса. Товарищи из нашего представительства в ГДР доставят вас, куда нужно.
– Какие темы собирается Бар затронуть?
– Как мне сообщили, состояние дел с ратификацией Московского договора.
– Значит, и ситуацию на западноберлинских переговорах.
Память не сохранила точной даты нашей первой тайной вечери с Э. Баром. Их было столько, этих встреч, до самого моего отъезда в 1971 г. на должность посла в Бонн, что казалось, будто я непрерывно сновал на аэродром в Шенефельде (Берлин) и обратно. Порой действительно пару раз в неделю. Для разговоров или с Э. Баром, под конец также с послом США в ФРГ К. Рашем, или с В. Ульбрихтом, В. Штофом, другими руководителями ГДР. График зачастую строился так: ранним утренним самолетом я отправлялся в Берлин, чтобы последним в тот же день вернуться обратно. Сначала в Шереметьево удивлялись необычному пассажиру, потом пообвыклись и лишних вопросов не задавали.
Замечу в скобках, советская система финансирования командируемых была рассчитана на бездельников, любивших тянуть время, словно резину. Мне никаких денег в иностранной, хотя бы гэдээровской, валюте не полагалось. Спасибо П. А. Абрасимову: он кормил меня обедами и поил чаем, обеспечивал транспортом и, случалось, лекарствами.
Когда я переступил порог резиденции федерального уполномоченного, Э. Бар был не один. Чтобы сгладить необычность обстановки, он пригласил разделить трапезу В. В. Леднева. Валерию я всегда был рад. В Москве встречались редко, так хотя бы в Западном Берлине.
Хозяин приветлив. Это, конечно, не дворец на Спиридоновке в Москве, но тоже добротная постройка и не без традиций. Здесь останавливается В. Брандт, бывая в Берлине, и тогда тихий дом наполняется колоритными людьми и дискуссиями, бурлящими зачастую до рассвета. Собравшимся позволяется говорить все, кроме заведомых глупостей.
