Василий Новицкий - Из воспоминаний жандарма
Мне было передано министерством юстиции дело об убийстве Никонова в г. Ростове-на-Дону, заподозренного революционной партиею в том, что он состоит агентом жандармских чинов, чего в действительности не было. Никонов был расстрелян среди белого дня шестью пулями. При деле находилось письмо неизвестного автора любовного содержания женщины, подписанное буквою Е, адресованное на [завод] Фронштейна, на имя лица, скрывшегося с завода после убийства и служившего на заводе с подложным документом, ведшего пропаганду среди рабочих. В этом письме сделана была сбоку краткая приписка: «у Саши родился ребенок, которого крестил столяр». Перебрав в киевской консистории все списки родившихся за последнее время, я установил записью, что Александра Ивичевич родила сына, которого крестил столяр Наддачин, ведший пропаганду в Киеве среди рабочих. По предпринятому розыску установилось, что близким человеком к семье Ивичевичей была Евгения Калиновская, которая была автором письма и любовницей Ивичевича, по фотографической карточке установили, что последний и жил на заводе Фронштейна с подложными документами и был убийцею Никонова.
В это время существовало III отделение собственной его величества канцелярии, которое уважительно относилось к начальникам жандармских управлений, и во время существования III отделения и образования при нем секретной части секретного отделения в С.-Петербурге и агентуры и помину не было о провокаторстве со стороны III отделения, при котором я служил почти в течение восьми лет. Начальники жандармских управлений даже не понимали значения слова «провокатор», а между тем в последние годы агентство-провокаторство со стороны розыскной части департамента полиции развилось до беспредельности под руководством Зубатова, который безусловно шел на возбуждение рабочей среды, не только под покровительством, но и направлением департамента полиции, сначала главным образом в Москве, а затем перешел в С.-Петербург и перенес в провинцию чрез своих сторонников, клевретов, агентов и эмиссаров, ходивших в экскурсии по устройству организаций рабочих, стачек, забастовок, и таким образом рабочие фабрик и заводов, а также и городские рабочие и мастеровые как раз попадали в руки революции.
Насколько я знаю положительно и точно, министр фон-Плеве имел личную охрану под руководством д. с. с. Скандракова[339], бывшего адъютанта моего и затем начальника с.-петербургского и московского охранных отделений, офицера корпуса жандармов, но охрана эта отнюдь не была отделена от общей политической охраны департамента полиции и не могла быть отделена уже по одному тому, что Скандраков, как мне известно, жил даже в одной квартире с Зубатовым, о чем он мне сам говорил в бытность в Петербурге, добавляя, что он имеет мало надежных охранников. Я тогда же, с разрешения командира корпуса жандармов князя Святополк-Мирского телеграммою вытребовал из Киева несколько самых лучших, опытных по наблюдательной части офицеров, которые, к сожалению, были через несколько месяцев возвращены мне, и, как я думаю, по настоянию Зубатова, узнавшего, что в числе охранников министра фон-Плеве находятся киевские жандармы, преданные мне и верные во всем, и могут сообщить мне сведения, нежелательные для Зубатова.
Ряд убийств, из политических видов и целей совершенных, в последние годы, почти из года в год, гг. министров Боголепова[340], Сипягина, Плеве, генерал-губернатора Бобрикова[341], губернатора Богдановича, прокурора финляндского сената[342] и непредупрежденные совершенные покушения на других лиц точно свидетельствуют и безусловно верно устанавливают, что охранительной способности департамент полиции положительно в себе не включает, людей способных вести розыскное дело в департаменте нет и быть не может, потому что ведение розыска вверяется и распадается среди чиновников, которые совершенно розыском не занимались, не имели дела, так сказать, с живыми существами, а только с бумажною мертвечиною.
Я, например, познакомился с одним служащим в особом отделе департамента полиции, в коем сосредоточивается розыскная и самая секретная части; я, разговаривая с ним, между прочим, спросил, где он получил образование, видя в нем совершенно молодого господина; получил ответ, что прошел несколько классов кадетского корпуса, откуда вышел по болезни. Правду нужно сказать, что он произвел на меня впечатление, по-видимому, надежного человека, но ведь представляет из себя совершенно ребенка по понятиям, воззрениям и знаниям. Вот почему и по делу взрыва в Северной гостинице деятельность предупредительных мер розыска и не была принята.
Убийство в Москве его императорского высочества великого князя Сергия Александровича среди дня произвело на все русское общество потрясающее впечатление, соединенное с глубоким сожалением и печалью.
Не может же это ужасающее преступление не подтвердить, что полиция политического розыска, находящаяся в руках департамента полиции, не только вызывает, но и требует реорганизации в серьезном смысле этого слова. В противном случае политические убийства и покушения будут продолжаться. Невозможно никого уверить в том, чтобы при тех денежных средствах, коими обладал и обладает ныне департамент полиции и распоряжается таковыми, невозможно было иметь внутренних надежных секретных агентов из сообществ тех, кои ведают убийц и постановляют убийства. Подтвержу лишь одним только примером, хотя отдаленного времени 1884 года.
В Киеве был задержан делегат, прибывший из Парижа, по указаниям внутреннего агента под именем Тейши оказавшийся по установлении Карауловым[343], для восстановления местной революционной партии, ослабевшей в своих действиях после задержания многих выдававшихся революционеров-террористов. Караулову в то время было более сорока лет, и, несмотря на такой зрелый, сознательный возраст, он был доведен допросами до откровенных показаний, в которых сознался и собственноручно написал, что он был в С.-Петербурге председателем исполнительного революционного комитета, утверждавшего смертные приговоры, и распределителем освобождения из Сибири политических ссыльных и преступников, которых снабжал литературою, на что имел средства от революционеров значительные, как о том свидетельствовали записи, взятые у него обыском.
При этом Караулов показал, что он утвердил приговор комитета об убийстве инспектора секретной полиции подполковника корпуса жандармов Судейкина, которого должен был убить агент его Дегаев[344], и когда об этом было объявлено упомянутым комитетом Дегаеву, то последний предложил услуги комитету, куда он был вызван, убить сначала великих князей до государя императора и министра графа Толстого, а затем Судейкина, к которому он близко стоя, может совершить эти убийства без особых затруднений. Но комитет отверг это предложение Дегаева и постановил совершить сначала убийство Судейкина, что и было сделано. Активные убийцы были вызваны из Киева — Конашевич[345] и Стародворский[346], взявшиеся за дело при содействии Дегаева. Между тем Конашевич и Стародворский были намечены к аресту в Киеве по развившемуся наблюдению, которое приходилось ликвидировать еще до убийства Судейкина, но инспектор секретной полиции Судейкин, которому были предоставлены права инструкциею останавливать действия начальников жандармских управлений, телеграммою меня просил приостановиться в действиях в виду соображения его по общему розыску в губерниях и того, что за этими лицами наблюдают агенты летучего отряда. И таким образом Конашевич и Стародворский, оставаясь на свободе, проникнули в С.-Петербург, где и совершили убийство Судейкина в квартире агента Дегаева. Это устанавливает, насколько вредна централизация всех розыскных дел в Петербурге, и департамент полиции не в состоянии предупредить всех дел, возникающих из провинциальных розыскных средств. Для охраны личности министра графа Толстого были также командированы жандармы — офицеры из Киева. Все это возможно проверить фактически в делах департамента полиции, где находятся подлинные рукописные показания Караулова и мои сообщения о Конашевиче и Стародворском. Конашевич, заарестованный в Киеве с разрывными снарядами, на которого мною были сделаны указания, как на одного из лиц, принимавших активное участие в убийстве Судейкина, возвращался ко мне обратно с сообщением, что даже требование его в Петербург не устанавливалось и, наконец, после неоднократных и настойчивых моих сообщений о том же, Конашевич был вновь препровожден в Петербург, где только в марте 1885 года сознался вместе со Стародворским, что они были активными убийцами Судейкина, раскрыв всю странную картину убийства ломами. А дело состояло в том, что Конашевич и Стародворский подкрашивали волосы и вооружали глаза очками, через что их личности менялись и не были признаваемы дворником за жильцов, а когда они, сознавшись в совершенном преступлении, объяснили о краске волос и ношении очков, то дело восстановилось, и они оказались проживавшими в С.-Петербурге под чужими фамилиями с подложными документами и видами.
