Михаил Сухачёв - Небо для смелых
Это была сравнительно легкая задача. Более сложную поставил начальник Управления ВВС П. В. Рычагов, приказавший выполнять в зимний период полеты только на колесах. Но для этого нужно было чистить или укатывать снег на взлетной полосе. А чем? Начальник авиации этого не указал. Не мог ничего посоветовать своим командирам дивизий и Птухин, когда знакомил их с приказом. Техники не было, и людей не хватало. Обильные снегопады за короткий срок сводили к нулю всю работу аэродромного обслуживающего персонала, разгребавшего снег лопатами. Затрещали планы боевой подготовки. А летать нужно было ежедневно!
Разговор с Рычаговым по телефону не дал результатов, за исключением неуверенных обещаний прислать технику для очистки снега. Птухин искал выход, тормошил комдивов, все время напоминая, что время уходит.
Вскоре стало известно, что Богородецкий потихоньку летает на лыжах. За ним последовали и другие. Возобновились ежедневные вылеты. Птухин был рад. Но появилась другая сложность. Теперь командующему было неудобно прилетать на аэродромы дивизии, где командиры явно нарушали приказ. Пришлось вызывать их к себе в штаб.
Богородецкий вошел в кабинет с каким-то смущением, доложил, что прибыл по вызову.
— Ну, как дела с полетами?
— Летаем понемногу, товарищ командующий. — Он решил проверить, что известно Птухину о его нарушениях.
— Понемногу нельзя, есть план.
— Так ведь зима, трудно чистить…
— Что ты мне морочишь голову. Думаешь, я не знаю, как ты летаешь на лыжах? Ну и летай! Только не забывай и о тренировке на колесах. При устойчивой погоде сразу же чистить полосу — и на колеса!
— А мы так и делаем, товарищ командующий! И как только пришлют снегоочистители, снимем лыжи совсем. А как другие выходят из положения?
— Другие? По-всякому, в основном как ты, нарушают. Но мы далеко от Москвы. А вот в Московском округе — боятся нарушать. Есть полки, которые практически не летают.
Совещание, о котором говорил нарком, открылось 23 декабря 1940 года в Доме Красной Армии. Первый доклад начальника Генерального штаба Мерецкова об итогах и задачах боевой подготовки задал совещанию деловой тон. Кирилл Афанасьевич призвал сосредоточиться на анализе недостатков, путях их устранения в короткие сроки. Начал он разбор с Наркомата обороны и Генерального штаба.
Птухин следил за выступлениями и вычеркивал у себя в блокноте вопросы, уже поднятые выступающими. И когда на четвертый день совещания в зале прозвучало: «Слово предоставляется командующему авиацией Киевского особого военного округа генерал-лейтенанту авиации Птухину», у него осталось всего три вопроса. Важно было их коротко и доходчиво изложить.
— Современное развитие авиации все меньше оставляет надежды на вторую атаку. Отсюда вытекает требование к вооружению самолета, обеспечивающему уничтожение противника первой очередью. Если начнется в ближайшее время война с Германией, то из истребителей нам встретятся: Ме-110, Хе-190, Ме-109, у которых секундный залп соответственно: 8; 3,3; 1,9 килограмма. Полагаем, что к этому моменту наши части получат самолеты: ЛаГГ-3, Як-1, МиГГ-3. Залп их соответственно равен 3,2; 1,78; 0,73 килограмма. Как видите, есть значительное отставание. Но залп залпу рознь. Наши залпы главным образом из пулеметов калибра 7,62 и 12,7 миллиметра, а у немцев только Ме-109 имеет одну пушку, а остальные по две. При высокой бронированности самолетов наши залпы подобны горсти гороха о броню, не говоря о низкой эффективности стрельбы по наземным целям. Этот вопрос был поднят на основе опыта войны в Испании, но до сих пор ни руководство ВВС, ни конструкторы не поняли его неотложность.
Птухин посмотрел на часы и решил, что в оставшееся по регламенту время успеет осветить еще только один вопрос. Он сказал о нуждах округа, обратив внимание на недопустимо близкое расположение имеющихся аэродромов к границе и продолжающееся строительство новых на таком расстоянии, которое позволяет обстрел их дальнобойной артиллерией с чужой территории.
Выступление было одобрительно встречено участниками совещания и руководством.
В перерыве его подозвали Мерецков и Жданов. Андрей Александрович крепко пожал руку:
На следующий день в субботу после приезда из Москвы Птухин затащил Ласкина к себе домой на обед. Николай Алексеевич сопротивлялся, но вяло, а Птухин был настойчив. Чувствовалось, что они соскучились друг по другу, успев привязаться за сравнительно короткий срок совместной работы.
— Здравствуйте, глубокоуважаемая Софья-прекрасная, — галантно прикоснулся губами к руке Сони Николай Алексеевич, — не обессудьте за непрошеный визит.
— Сразу видно старорежимного интеллигента. Его и на работе так зовут: «интеллигент штаба», — смеялся Евгений Саввич. — У Николая Алексеевича все «милейшие», «уважаемые», даже когда ругается. Представляешь, Соня, сегодня слышу крик в коридоре. Выхожу, а это мой начальник штаба распекает командира: «Как вы могли, почтеннейший, не выполнить приказ, это же преступление! Не вынуждайте меня к крайним мерам, извольте сейчас же сделать то-то и то-то», — копировал Ласкина под общий смех Птухин. — Ну, в общем, все в высочайшем стиле. Оказывается, командир закончил составлять документ поздно и не пришел к начальнику штаба, полагая, что тот, как все нормальные люди, уже отдыхает дома. А «милейший интеллигент штаба» заработался, встал на вахту в ночную смену. За десяток молодых тянет.
— Тяну, тяну. Армия для меня все. Меня убить легче всего. Скажи: «Ласкин, ты уже не военный» — и я готов — клади под образа.
— Вы все там какие-то маньяки. Ведь Евгений Саввич, пожалуй, первую субботу, очевидно, в связи с окончанием года обедает дома.
Софья Михайловна была права. Несмотря на обед и домашнюю обстановку, разговор шел вокруг служебных дел. Оба очень хорошо понимали, что война не за горами, оценка состояния округа вообще и авиации в частности была далеко не такой оптимистической, как пелось в песнях.
— Знаете, Николай Алексеевич, у меня все больше складывается убеждение, что мы постоянно и почти слепо пытаемся втиснуть вопросы использования авиации в те узкие рамки, в которых проходили войны в Испании и на реке Халхин-Гол. Я и сам после испанской командировки придерживался таких взглядов. Но уже в конфликте с Финляндией масштабы использования ВВС оказались значительно больше. Наше распыление авиации по армиям приемлемо для малых войн, но для будущих больших столкновений оно неприемлемо. Централизация в одних руках — вот единственная возможность массированного ее использования на необходимых направлениях. Я в этом убедился, когда командовал ВВС Северо-Западного фронта. Обратите внимание, уже совершенно определенно наметилась тенденция крупномасштабного применения авиации. Опыт массированных ударов фашистской авиации в Польше, во Франции. Размах! Правильно нарком Тимошенко в заключение совещания упрекнул, что руководящий состав ВВС плохо изучает этот опыт. Было много выступлений, и толковых выступлений, а единого мнения не получилось. Как планировать операции ВВС на направлении главного удара? Как навязать противнику свою волю? А если будет массированное вторжение авиации противника в наше воздушное пространство, как его отравить? Я вот отмечал, примерно половина выступающих тяготеет к старым, устоявшимся взглядам…
