Глеб Бакланов - Ветер военных лет
Мы же уже вторые сутки переправляли на тот берег Одера живую силу и технику по ноздреватому тонкому льду. Немецкие самолеты, собственно, не очень мешали нам. Прилетали они обычно поодиночке, бомбили наспех и, обстреливаемые зенитчиками 29-й зенитной дивизии полковника А. Д. Вялова, спешили убраться подобру-поздорову.
Хуже обстояло дело с нашими «мостами». Настил из досок и нетолстых бревен был жидковат и ненадежен. Он ходил ходуном под колесами машин, прогибался, покрываясь слоем воды; тонкие жерди расползались; лед испуганно трещал и подламывался.
Тем не менее все обходилось до тех пор, пока на ту сторону Одера не пошли танки. Настил колыхался, словно он был на плаву, лед трещал и гулко постреливал, во все стороны по нему бежали предательские трещины. Пришлось еще и еще усиливать настилы.
На западном берегу, в районе города Оппельна и села Оттозее, противник вдруг начал оказывать такое яростное сопротивление, какого мы уже давно не встречали. Гитлеровцы то и дело контратаковали позиции 58-й и 15-й дивизий нашего корпуса свежими силами, которые они успели перебросить сюда, пока мы в тумане форсировали Одер. То в одной, то в другой дивизии возникали острые ситуации. Я не мог усидеть на своем командном пункте, метался из одной дивизии в другую, чтобы на месте скоординировать и скорректировать действия корпуса. Оппельн и Оттозее надо было удержать во что бы то ни стало.
Так прошло два дня, в течение которых мы отбивали атаки фашистов, в то же время подтягивая на плацдарм артиллерию, чтобы организовать мощный артзаслон. Не знаю, удалось ли бы мне это сделать, если бы не помощь 17-й артиллерийской дивизии прорыва, которой командовал генерал-майор С. С. Волкинштейн. Мало того, что дивизия располагала значительной мощью. Ее командир был исключительно высококвалифицированным специалистом и талантливым военачальником, человеком очень сложной и интересной судьбы, о котором мне хотелось бы рассказать поподробнее. И останавливает меня только то, что, чем дальше работаю я над этой книгой, тем больше убеждаюсь в невозможности вместить в нее всех интересных людей, рассказать на ее страницах обо всех и обо всем, о ком и о чем хотелось бы. Сначала я усмотрел в этом определенное везение, что ли: мне, подумал я, повезло, что вокруг меня было так много замечательных людей.
Но, вдумавшись посерьезнее, понял, что дело вовсе не в везении. Во фронтовых условиях люди полнее и глубже раскрывались друг перед другом, показывая такие душевные глубины, до которых в мирное время и не докопаться. Так что дело не только в том, что обстоятельства требуют от человека поступков, бескомпромиссно показывающих, кто чего стоит. Во фронтовых условиях обостряется еще и способность понимать друг друга, рождается своего рода особое видение, позволяющее глубже и точнее оценить другого человека. Вот чем, мне кажется, объясняется и исключительная глубина взаимных чувств, родившихся на войне, и надежность, нерушимость фронтовой дружбы, которую люди, воевавшие вместе, сохраняют не просто на долгие годы, а на всю жизнь.
Итак, вместе с Сергеем Сергеевичем Волкинштейном мы планировали мощнейший артиллерийский огонь, стремясь использовать также те восемь или девять танков, которые уцелели от танкового корпуса, приданного нам во время боев на сандомирском плацу. Я с удовольствием смотрел на рослого, статного генерала, склонившегося над картой. Выразительное, приятное лицо его было переменчиво: то засомневается — и нахмурится высокий лоб, прищурятся умные серые глаза; то найдет удачное решение — и разгладятся морщинки у глаз, мягче станет рисунок губ. Право, это огромное удовольствие — наблюдать за лицом человека мыслящего и душевно богатого.
Мы едва успели привести наш план в действие и не познали еще, так сказать, плодов своего труда, как я получил приказ передать занимаемый корпусом плацдарм войскам 21-й армии. Сами же мы должны были сменить корпус генерала Акимова соседней с нами армии на плацдарме у города Олау, где уже вел бой корпус генерала Родимцева.
Мы совершили ночной марш, днем уже были на восточном берегу Одера, а с наступлением сумерек 118-я и 15-я гвардейская дивизии приступили к смене войск Акимова на плацдарме, глубина которого достигала километров десять-одиннадцать. Обстановка при этом была очень сложной. Немцы продолжали контратаки, акимовцы, по существу, беспрерывно вели бой. Однако к рассвету все встало на свои места.
Ранним утром я отправился к генералу Родимцеву, чтобы уточнить расположение его войск и как-то согласовать наши действия.
Родимцев оказался на наблюдательном пункте и выглядел крайне озабоченным.
— Что происходит? — спросил я неохотно оторвавшегося от стереотрубы командира корпуса. — Глубоко продвинулись?
— Плацдарм глубиной километров шесть. Похвастаться нечем, — раздраженно ответил Родимцев. — Лезут с таким упорством, какое и предположить трудно. Видно, совершенно свежие силы ввели. Контратакуют непрерывно. И буквально по всей протяженности нашего участка. А у тебя как?
Я рассказал.
— Все ясно, — кивнул головой Родимцев. — Хотят во что бы то ни стало вытеснить наши войска с плацдарма и вновь занять оборону по Одеру. Как ни говори, а водный рубеж — преграда серьезная. Второй раз эту реку форсировать будет тяжко. Надо удержаться здесь.
С этим нельзя было не согласиться. 16 февраля 1945 года 5-я гвардейская армия перешла в наступление с целью расширения занятого плацдарма и окружения вражеских войск в городе Бреславль (Бреслау). Нашему корпусу предстояло развернуться на север. Но таким образом мы открывали свой левый фланг. Пришлось на это направление выдвинуть 58-ю дивизию и наступать на Бреслау с юга.
Непосредственно на город наступала 6-я армия нашего фронта, которой командовал генерал В. А. Глуздовский. Сначала она действовала очень успешно, и над Бреслау нависла угроза окружения. Поняв эту опасность, гитлеровцы усилили бреславскую группировку 19-й и 8-й танковой и 254-й пехотной дивизиями.
Несколько дней мы вели трудные бои на подступах к городу. Каждый фольварк с его каменными строениями был превращен немцами в настоящую крепость. Толстые стены не поддавались даже снарядам средних калибров. Артиллерийские орудия, танки, автомашины вязли в весенней грязи. Но поначалу сильно растянутое кольцо окружения постепенно сжималось и сжималось.
Начались бои на окраинах Бреслау. И опять каждый дом, яростно отплевывавшийся пулеметными и автоматными очередями, надо было брать как крепость.
13 февраля танковые и механизированные корпуса, приданные 6-й и 5-й гвардейской армиям, наступавшим навстречу друг другу, соединились западнее Бреслау. Подошли гвардейцы-танкисты Рыбалко, и кольцо окружения полностью и надежно замкнулось. Только тогда наш корпус, измотанный боями, сменил корпус генерала Захарова из 6-й армии.
