Олег Басилашвили - Неужели это я?! Господи...
– Здравствуйте.
– Да.
– Угу.
– До свидания.
Просто четыре слова. А что делать? Назначен – играй!
Сюжет сцены прост: я, автор, прихожу к директору театра забрать свою пьесу Директор (Юрский) долго оправдывается, объясняя, почему пьеса не подходит, хотя и талантлива, но…
Я, кроме скучного сидения напротив директора, ничего не могу предложить. Подыгрываю Сережке, не более.
И вот приносит Эва парик. Лысый, с «заемом», – Тадеуш сделал. Сама сшила пиджак из пальтового драпа, тяжелый, табачного цвета. Брюки – из легчайшего какого-то материала, на коленях пузырятся. Ботинки немодные, с круглыми носками. Рубашка, галстук с поперечными полосами.
Надел пиджак, брюки, ботинки… Приделал лысый парик… И вдруг! (Как часто у меня это «вдруг».) Все стало ясно. Писатель. Его мир – стол, лампа. Привык сидеть. Руки – на столе, с авторучкой. Трубка. Мудр. Свой, потаенный мир. Видит насквозь. Видит, как директор пытается сохранить лицо, отказываясь от пьесы, хотя им руководит просто страх. Страх перед новым, непривычным, опасным. Немногословен и сутул. Жалеет этого директора. Старается быть тактичным.
– Да…
– Угу…
– До свидания…
Аккуратно кладет пьесу в портфель. Уходит к себе.
Это одна из самых любимых моих ролей: на уход – аплодисменты.
Эрвин рассказывал, как однажды в Варшаве Эва, вернувшись утром из командировки, застала его в постели с какой-то белокурой бестией. Эва не растерялась и, стоя в дверях, сказала:
– Так! Эрвину кофе. А пани курве цо?
Галя мне говорит: «Ну, скажи, зачем ты это написал? К чему? Речь шла о твоих ролях, а при чем тут эта «курве цо»? А я отвечаю: «Ты же сама говоришь: брось ты эту свою писанину! Говоришь? Говоришь! И вообще, говоришь, кому это надо – про БДТ, про Товстоногова – сейчас интересует всех количество мужей у Сильвии Кочумай и предохраняется ли она и как?» Так вот я и сделал такую вставочку! Пусть привлечет. Тем более что Эрвин и Эва рассказывали это нам в качестве анекдота.
Однажды репетировали мы с Эрвином новый спектакль «Наш городок». Очень я люблю автора этой пьесы – американца Торнтона Уайлдера. Читали его роман «День восьмой»? Почитайте…
Я репетировал с наслаждением. Да и играл (не на премьере, на премьере растерялся: очень непривычной была для наших зрителей эстетика спектакля – пустая сфера сцены, все должно возникать в воображении зрителя; я – лицо «от театра», много говорю, общаясь со зрителем, на отвлеченные, казалось бы, темы…) с удовольствием.
Так вот. Репетируем мы, а вечером у меня концерт в ДК имени Дзержинского. Смотрю на часы – 14.30… Эрвин не прекращает репетицию. 15.30… 16.30… «Эрвин, – говорю, – извините, у меня концерт в 18.30, а сейчас уже около пяти. Нельзя ли мне уйти?» – «О, да, да, конечно, конечно, прошу звиненья! Забыл о времени! А где у вас концерт?» – «В Доме культуры имени Дзержинского», – отвечаю. И тут Эрвин меняется в лице. С ужасом смотрит на меня: «В Доме культуры имени… КОГО?!» Слово «кого» прозвучало с такой ненавистью и возмущением, словно эти понятия – культура и Дзержинский – несовместимы и взаимонеприемлемы. Да так оно и есть, только я тогда и не догадывался об этом.
Как-то Эрвин, который тщательно следил за собой, был он строен, подтянут, пластичен, после репетиции отправился в бассейн, пропуск в который ему выдали в дирекции. Утром на следующую репетицию он пришел мрачный, замкнутый, отчужденный какой-то. Репетицию проводил формально.
В перерыве осторожно спрашиваю: что случилось? Выясняется: бассейн находится на Невском проспекте, в бывшем католическом костеле Святой Екатерины.
Трудящиеся плавают, отдыхают ничтоже сумняшеся. Банные всплески, пар, веселый смех… Каково это было увидеть поляку, католику Эрвину Аксеру?! Какими глазами смотрел он на нас? В том числе на меня, равнодушно взирающего на оскорбление его святыни? Играющего концерт в клубе имени кровавого палача Дзержинского? Проходящего мимо церквей, превращенных в овощехранилища, конторы, бассейны? Как он мог общаться, репетировать, видя перед собой продукт сталинской селекции – меня, да и всех нас?
Однажды на «Наш городок» пришли какие-то важные генералы с космонавтами. Видимо, им быстро стало скучно: декораций нет, музыки нет, а есть многословные рассуждения «лица от театра». И на мои слова: «Давайте подумаем…» кто-то из них крикнул: «Не надо думать!! Хватит!» На это я совершенно неожиданно для себя ответил кричащему: «Ну, почему же… думать никогда не вредно… даже космонавтам. Давайте подумаем».
Небоскребы! На верхних, едва различимых этажах – отблески солнца. Дым из тротуарных люков. Магазины с миллиардами чего-то… желтые такси… выбоины в асфальте… миллионы реклам, горящих, бегущих, прыгающих… Сталин почему-то всплывает во весь дом…
Нью-Йорк!
Впервые я в городе, о котором мечталось, читалось.
Мой продюсер, который привез меня сюда на концерты, от мозгового напряжения забыл адрес забронированного им отеля, название тоже с трудом им произносилось – нечто вроде «диби»… «диви»… Догадываюсь: «Девил?» («Дьявол».)
– О, да! Да! Дивил, ох, слава богу!
– Адрес? Стрит? Авеню?!
– Да нет, вроде бы где-то вот на этой улице…
Попробуйте найти в Нью-Йорке, где миллионы гостиниц – от жутких клоповников до сверхшикарных мраморных дворцов, – отель с полузабытым названием! «Диби»!! А вечером у меня концерт, в 18.30. А сейчас – 15.30. Да еще только что с самолета. Голова с трудом вмещает сено, которым набита. Духотища адова. Баня! Отчаяние! Хоть бы прилечь на минуту где-нибудь!
О боже! Вот же он, у кого можно спросить, и он все покажет, объяснит! Родной мой! Нью-йоркский полицейский! На темно-синей рубашке – серебряная бляха в виде щита, брюки со стрелкой, фуражка с лаковым козырьком, на поясе – пистолет, наручники, переговорники. Идет быстро, пружинит, ботинки блестят.
– Хэлп ми, плиз!!
– ?..
– Вериз отель «Девил»? Он зис стрит?
– Итз ё проблем!
И пошел дальше!
Нет, мой Виктор Франк не ответил бы так. Виктор Франк из пьесы «Цена» Артура Миллера, нью-йоркский полицейский. Одет мой герой был точно так же, как и встреченный мною полицейский, почему я и бросился к нему. Родное что-то почуял. Мой Вик обязательно объяснил бы, а то просто взял бы за руку иностранца и привел бы его к самому отелю.
Когда Юрский и Тенякова покинули театр, решено было, чтоб не терять прекрасный спектакль «Цена», ввести на роль Вика, которую играл Сергей, меня. Ушедшая из театра Роза Сирота была приглашена в БДТ для работы со мной, мы репетировали с ней около двух месяцев. Мои дорогие друзья Владик Стржельчик, Валя Ковель, Вадим Медведев работали так, словно это их вводят в роль. А ведь они уже к этому времени сыграли больше ста спектаклей.
