Леонид Млечин - Как Брежнев сменил Хрущева. Тайная история дворцового переворота
Поэт не вынес травли. В ночь с 30 на 31 мая 1960 года Борис Пастернак скончался. Главный редактор «Известий» Алексей Аджубей предупредил своих знакомых:
— Мой совет — на похороны не ездить. Там будут снимать на кинопленку всех участников похорон.
Интерес органов госбезопасности к поэту не утих, он приобрел меркантильный характер. Возник вопрос о наследстве Пастернака. Сам поэт под давлением властей не смог получить ни копейки из гонораров, выплаченных ему за рубежом. После его смерти родные оказались в бедственном положении и рассчитывали на эти гонорары, а государство само не прочь было прибрать его денежки. От его творчества государство легко отказалось, а на деньги претендовало.
Внешней разведке было дано указание выяснить, что там Пастернаку причитается.
22 сентября 1961 года КГБ сообщил в ЦК:
«По имеющимся в Комитете госбезопасности неофициальным данным, в банках ФРГ сосредоточено около 8 миллионов марок, в банках Англии — 100 тысяч фунтов стерлингов, в банках ряда скандинавских стран — 108 тысяч шведских крон…
Комитет госбезопасности полагает целесообразным поручить Инюрколлегии принять меры по введению жены Пастернака — Пастернак З. Н. в права наследования, что даст возможность получить указанную валюту в фонд Государственного банка СССР».
Можно ли отпустить Плисецкую
Советская интеллигенция доставляла массу неприятностей чекистам.
В мае шестьдесят первого года труппа Академического театра оперы и балета имени С. М. Кирова выехала на гастроли в Париж. В состав труппы входил солист театра Рудольф Нуреев. Ему было всего двадцать четыре года, но он уже был известным всему миру танцовщиком.
КГБ информировал ЦК: «23 июня сего года из Парижа поступили данные о том, что Нуреев нарушает правила поведения советских граждан за границей, один уходит в город и возвращается в отель поздно ночью. Кроме того, он установил близкие отношения с французскими артистами, среди которых имелись гомосексуалисты. Несмотря на проведенные с ним беседы профилактического характера, Нуреев не изменил своего поведения…»
Сотрудник КГБ, включенный в состав труппы, предложил досрочно откомандировать Нуреева домой. 16 июня труппа Кировского театра отправилась в аэропорт, чтобы лететь дальше — в Лондон. Нурееву сказали, что его дома ждет больная мать. Нуреев решил, что больше его за границу не отпустят, и прямо в аэропорту попросил у французских властей политического убежища.
Убежище было предоставлено.
Пятнадцать лет Нуреев танцевал в Лондонском королевском балете, его назвали величайшим танцовщиком ХХ века. В КГБ его побег сочли провалом. Унесший на Запад множество архивных документов бывший сотрудник 1-го Главного управления КГБ майор Василий Никитич Митрохин утверждал, что разведывательно-диверсионный отдел получил указание провести против Нуреева «специальную операцию» — сломать ему ногу или лучше обе. Но приказ выполнен не был.
Балерина Майя Михайловна Плисецкая вспоминает, как КГБ сделал ее невыездной: не выпускали на гастроли, за ней следили. Не помогло и обращение к главе правительства Николаю Александровичу Булганину, поклоннику балета и балерин.
«Делом» Плисецкой занимались сразу два бывших комсомольских вожака — Николай Михайлов, назначенный после смерти Сталина министром культуры, и Александр Шелепин, ставший председателем КГБ.
Помощи от Михайлова Плисецкая не дождалась.
«С кудрявым чубом, пролетарской внешностью, сухой, холодный человек, — таким запомнила его Майя Михайловна. — Судьба сводила меня с ним несколько раз на молодежных фестивалях. От этого ни да ни нет не добьешься. Будет ходить вокруг да около. Служака, верный солдат партии, чтоб ее…»
Жена Михайлова Раиса Тимофеевна, принимавшая активное участие в мужниных делах, посоветовала Плисецкой обратиться к самому председателю КГБ Ивану Серову.
Добрый знакомый привел Майю Михайловну в Министерство культуры, проводил в кабинет, где стояла вертушка — аппарат городской правительственной связи.
Плисецкая набрала номер председателя КГБ.
Серов сам взял трубку и неприятно удивился:
— Откуда вы звоните? Кто дал мой номер?
— Звоню из Министерства культуры…
— Что вам от меня надо?
— Я хотела с вами поговорить…
— О чем?
— Меня не выпускают за границу.
— А я тут при чем?
— Все говорят, что это вы меня не пускаете.
— Кто — все?
— Все…
— А все-таки?
Плисецкая сослалась на жену Михайлова:
— Раиса Тимофеевна Михайлова…
— А ей больше всех надо!.. Все решает Михайлов, я здесь ни при чем…
Председатель КГБ бросил трубку. История фантастическая. Никто — ни до, ни после — не решался в лицо обвинить самого председателя Комитета госбезопасности в том, что он делает людей невыездными. Через полчаса в Министерство культуры приехали сотрудники отдела «С» (правительственная связь) КГБ и сняли аппарат, которым воспользовалась Плисецкая. Секретаршу, позволившую Плисецкой добраться до вертушки, уволили.
Выездной Плисецкая стала уже тогда, когда Серова в КГБ сменил Александр Николаевич Шелепин. Муж балерины знаменитый композитор Родион Константинович Щедрин узнал номер приемной Шелепина и позвонил. Через пару дней его принял на Лубянке начальник 4-го управления КГБ генерал-лейтенант Евгений Петрович Питовранов. 4-е управление занималось борьбой с антисоветскими элементами и ведало интеллигенцией.
Генерал Питовранов внимательно выслушал Щедрина и посоветовал написать письмо Хрущеву. Плисецкая последовала совету. Обращение возымело действие. Оно обсуждалось на президиуме ЦК. Хрущев, как он сам вспоминал, предложил:
— Давайте разрешим ей поехать за границу.
— Она не вернется. Останется за границей, — послышались возражения.
«Могла она остаться за границей? — вспоминал Хрущев. — Могла. Любая страна почла бы за честь. Где угодно она могла заниматься своей театральной деятельностью».
— Так нельзя относиться к людям, — доказывал Хрущев свою точку зрения. — Мы сослужим хорошую службу нашему государству, если покажем миру, что больше не придерживаемся сталинских взглядов, доверяем людям. Возьмем крайний случай — она останется. Советская власть от этого не перестанет существовать, хотя нашему искусству будет нанесен чувствительный ущерб и я бы очень, очень жалел, если Майя Плисецкая осталась бы за границей.
Точка зрения первого секретаря возобладала.
Шелепин пригласил Майю Михайловну в свой кабинет на площади Дзержинского. Плисецкой он не понравился: «Чуть кривит рот, очерченный тонкими недобрыми губами». Но новости у председателя КГБ были хорошие:
