Война и революция в России. Мемуары командующего Западным фронтом. 1914-1917 - Гурко Владимир Иосифович
Положение на румынском фронте в то время упрочилось, и австрогерманцы оказались более не в состоянии продолжать наступление. Однако организация тыла обеих армий еще оставляла желать много лучшего. Трудности, вызванные эвакуацией половины румынского правительства из Бухареста сначала в Барлат, а затем в Яссы, не были еще преодолены. В любом случае следовало заранее решить вопрос о том, куда в случае необходимости должны быть переведены румынское правительство и административные учреждения и где разместятся Главное командование Румынии и члены королевской фамилии. Император взял на себя заботу о семействе короля Фердинанда и выразил желание поселить их либо в Зимнем дворце в Петрограде, либо на Южном берегу Крыма в Ливадии. Я понимал, какое трудное время переживает румынский народ и в особенности правители Румынии, взявшие на себя моральную ответственность за все бедствия, случившиеся из-за их решения вступить в мировую войну. Поэтому мне хотелось оказать главе румынского правительства всякую мыслимую – в границах возможного – помощь, чтобы таким путем облегчить тяжесть ноши, которая легла на плечи народа, армии и правящих классов этой страны. Наиболее трудноразрешимыми проблемами представлялись расквартирование, обмундирование и снабжение едой контингентов, из которых предстояло сформировать румынскую армию (обучение новобранцев было отдано в руки французских офицеров во главе с генералом Бертло), а также эвакуация всего имущества, скопившегося в румынских городах и на железных дорогах.
Судя по его словам, Братиану остался доволен нашими переговорами, продолжение которых мы отложили до встречи в Петрограде. Из наших разговоров я понял, что его волнует вопрос, сможет ли он принять участие в Межсоюзнической конференции в Петрограде и получит ли возможность лично изложить позицию своей страны и предложить меры, которые бы способствовали защите ее интересов. Я со своей стороны был противником всяческих шаблонов при решении любых вопросов и совершенно не опасался создания прецедентов, поскольку прецедент, по моему мнению, ни в коем случае не может служить весомым аргументом. Поэтому я был склонен настаивать на допущении Братиану на все те заседания конференции, в которых могли рассматриваться вопросы, касающиеся Румынии. Я рассчитывал, что таким путем союзники могли бы поднять престиж румынского премьера в его стране – на чем он особенно настаивал. Союзникам было выгодно, чтобы Братиану оставался во главе румынского правительства. Не следует забывать, что после военного разгрома в Румынии подняла голову и усилилась партия германофилов. Не составляло тайны, что в их намерения входил перевод Румынии в лагерь наших противников. Возможности этой группы были продемонстрированы в инспирированном генералом Стурдзой инциденте, о котором я расскажу позднее. Братиану, вероятно, был единственным государственным деятелем Румынии, который безвозвратно сжег свои корабли. Направление его политики тогда уже окончательно определилось, и пути назад у него не было. Прочие политики могли бы еще заявить, что Румыния совершила ошибку, и попробовать убедить румынский народ радикально изменить свои политические пристрастия, чего никак нельзя было ожидать от человека, который лично направил страну по ее нынешнему пути. Текущие события подтвердили справедливость этого предположения. Когда в феврале 1918 года Румыния силою обстоятельств была вынуждена вступить в предварительные переговоры с ее противниками [155], Братиану пришлось уйти с политической сцены.
После моего приезда в Петроград состоялось неофициальное совещание, на котором председательствовал министр иностранных дел Покровский. Было намечено, на какие секции будет разбита конференция, кто будет председательствовать в различных подкомитетах или комиссиях и тому подобное. Было ясно, что делегаты конференции, приехавшие из-за границы, будут спешить возвратиться назад. Некоторые из них непременно захотят посетить наши фронты. С учетом всего этого и велась подготовка конференции, первое заседание которой, то есть официальное открытие в присутствии всех делегатов, должно было состояться в так называемом Круглом зале Мариинского дворца, где обычно проходили закрытые для публики заседания Государственного совета. Заседание должно было ограничиться приветственным словом Покровского и моим выступлением, которое касалось главным образом программы предстоящих работ. После этого участников конференции распределили по различным комиссиям и комитетам в соответствии с их специальностями. Наиболее обширная программа, требовавшая самой напряженной работы, досталась Комитету по вооружениям. Он, в свою очередь, подразделялся на подкомитеты, каждый из которых занимался своим особым видом боевого снаряжения. Задача комитета заключалась в том, чтобы определить истинные материальные потребности русской армии и сроки, в которые союзники могут обещать осуществить поставки в целом и отдельно по конкретным видам оружия, а также имеющиеся в нашем распоряжении пути и средства доставки военных грузов от портов выгрузки к нашим фронтам. Военный министр генерал Беляев, председательствовавший в этом комитете, и великий князь Сергей Михайлович представляли в нем Ставку. Сам я присутствовал только на закрытии конференции и посещал заседания так называемой Стратегической комиссии, так что имел возможность лично выслушивать принятые ими решения, внося иногда некоторые поправки и поднимая принципиальные вопросы, имевшие отношение к поставкам и перевозке военных грузов от русских портов и т. п. Особая [финансовая] комиссия была создана под председательством русского министра финансов H. H. Барка [156].
По правде говоря, вся ее подготовительная работа была проведена в ходе переговоров министра Барка с одним из британских делегатов конференции лордом Ревельстоком, специально приехавшим для обсуждения финансовых вопросов. Сама же комиссия собралась только в конце конференции, пригласив на заседание руководителей делегаций всех заинтересованных правительств.
Под моим председательством работала комиссия, в состав которой, помимо меня, входили три старших военных представителя держав Согласия, а именно генералы Кастельно, сэр Генри Вильсон и граф Руджиери. Наконец, в основном комитете, созданном для обсуждения политических вопросов, председательствовал министр иностранных дел Покровский. В него входили представители правительств «Сердечного согласия» лорд Мильнер и лорд Ревельсток от Великобритании, Гастон Думерг от Франции и Шалоя от Италии. Членами комитета были также послы заинтересованных правительств: сэр Джордж Бьюкенен, Морис Палеолог и маркиз Андреа Карлотти, а кроме того – наш бывший министр иностранных дел Сазонов, который еще не уехал в Лондон, куда он был назначен послом. От русского правительства, кроме председателя комиссии и меня, присутствовали также товарищ министра иностранных дел Нератов и министр финансов Барк. Когда работа стратегической комиссии закончилась, ее иностранных участников пригласили на одно из заседаний Политического комитета, где я, как ее председатель, – в общих словах, опуская секретную часть, – изложил перед участниками политической дискуссии наши решения и выводы. Стратегическая комиссия завершила работу раньше всех прочих – за три заседания, после чего генералы Кастельно и Вильсон отправились в поездку по фронтам.
Мнения членов вышеупомянутой комиссии по существенным вопросам ни в чем практически не отличались. Была в очередной раз подтверждена необходимость по возможности самого последовательного применения принципа единства действий союзников. Во всяком случае, это относилось к вопросам поставки достаточного количества вооружения армиям тех стран, промышленность которых не была достаточно развита для удовлетворения их потребностей.
Политический комитет заседал чаще.
Мне не удалось присутствовать на одном из его заседаний, так как, не желая надолго отрываться от работы штаба, я должен был на некоторое время отлучиться в Ставку. Проблемы, подлежавшие обсуждению, предлагались министром Покровским; комитет рассматривал не только вопросы, касавшиеся правительств, представители которых участвовали в конференции, но и те, которые затрагивали интересы как других союзников, так и нейтральных государств. На одно из таких заседаний был приглашен Братиану. Это было собрание комитета, в котором участвовали военные представители союзников. Мне не удалось получить согласия старших представителей правительств «Сердечного согласия» на присутствие Братиану на всех заседаниях. Они аргументировали свой отказ нежеланием создавать для представителей всех малых воюющих государств – Бельгии, Португалии, Сербии – прецедент, который позволил бы им претендовать на участие в следующей конференции. На это делегаты союзников не имели согласия своих правительств.
