Елена Морозова - Шарлотта Корде
Завершив позировать, Шарлотта попросила перо и бумагу — написать последние в своей жизни строки, адресованные гражданину Дульсе. Она не хотела уносить с собой ни одной обиды, а потому решила доверить ее бумаге.
«Дульсе-Понтекулан трусливо отказался защищать меня, хотя дело было совершенно простым. Тот, кто возложил на себя эту обязанность, справился с ней со всем возможным достоинством. Я до последней минуты буду ему признательна.
Мари Корде».
Шарлотта так и не узнала, что письмо из трибунала Дульсе получил только 20 июля. Однако газеты, не разобравшись, немедленно сообщили, что гражданин Дульсе отказался стать защитником гражданки Корде, убившей Друга народа Марата. Не намереваясь терпеть обвинений в трусости и желая оправдаться перед памятью Шарлотты, которую при жизни он почитал девушкой необыкновенной, Дульсе написал запрос председателю Революционного трибунала.
«Суббота, 20 июля.
Гражданин председатель,
соблаговолите подтвердить, действительно ли прилагаемое письмо, полученное и вскрытое мною сегодня в субботу, написано Мари Корде, и правда ли, что она просила меня выступить ее защитником. До сего дня мне об этом не было известно.
Гюстав Дульсе».
Монтане ответил незамедлительно:
«Воскресенье, 21 июля.
Гражданин народный представитель,
письмо, присланное Вами, действительно написано от имени Мари Корде: она хотела, чтобы Вы защищали ее. Общественный обвинитель написал Вам об этом. Но жандарм не сумел Вас отыскать и вернул письмо обратно. Недавно общественный обвинитель передал мне это письмо, а я отсылаю его Вам, и это чистая правда.
Привет и братство,
Монтане».
Оба письма Дульсе отправил редактору «Французского республиканца» (Republicain français), усомнившегося в мужестве гражданина Дульсе:
«Гражданин, в Вашей газете я прочел о своем отказе стать официальным защитником Мари Корде.
Прошу Вас напечатать в ближайшем из номеров прилагаемые письма, подтверждающие, что Революционный трибунал известил меня о выборе Мари Корде только спустя четыре дня после ее казни.
Гюстав Дульсе».
* * *Когда Шарлотта закончила писать, в комнату в сопровождении двух приставов вошел палач, знаменитый Анри Сансон, держа в руках ножницы и красную рубашку. Недрогнувшим голосом девушка попросила у него разрешения запечатать записку, а потом протянула листок одному из приставов, дабы тот передал его гражданину депутату Понтекулану. Затем она обратилась к Гойеру: «Сударь, не знаю, как мне отблагодарить вас за труд. Возьмите эту прядь волос и сохраните ее на память обо мне». И, взяв ножницы у растерявшегося палача, она отрезала выбившуюся из-под чепчика прядь и подала ее художнику. Тот, пытаясь скрыть навернувшиеся на глаза слезы, благоговейно завернул ее в платок и опустил в карман. Одобрительно кивнув Гойеру, Шарлотта обратилась к палачу: «Теперь ваш черед. Вам все остальные локоны». Шарлотта сама сняла чепчик, сама откинула на спину длинные каштановые волосы. Когда тяжелые пряди уже лежали на полу, Шарлотта оглядела их задумчивым взором, а потом попросила отдать их гражданке Ришар. Она решила отблагодарить привратницу: волосы можно было с выгодой продать постижеру. Затем она без посторонней помощи надела красную рубашку и, поправив это свое последнее одеяние, произнесла: «Одежда смерти, в которой идут в бессмертие». От ее спокойного, уверенного голоса всем, кто в ту минуту находился в комнате, стало жутко. Когда же Сансон подошел к ней с веревкой, чтобы связать ей руки, она попросила дозволения надеть перчатки, потому что во время ареста ее так крепко скрутили, что на кистях рук остались ссадины. Сансон не возражал и в любом случае пообещал связать ее, не причинив никакой боли. Она улыбнулась и, протянув руки, сказала: «Благодарю вас. Впрочем, перчатки, кажется, у вас не приняты». По словам Сансона, со времен казни де Ла Барра[85] ему не приходилось встречать такого мужества у приговоренных к смерти.
В воспоминаниях палача Шарля Анри Сансона сохранился самый подробный рассказ о последних часах жизни Шарлотты Корде. Путь к гильотине от Майского дворика Консьержери до площади Республики занимал от трех четвертей часа до полутора часов — в зависимости от скопления народа на улицах. Шарлотта была одна (время, когда на гильотину станут отправлять десятками, еще не наступило), и Сансон предложил ей сесть на один из двух стульев в телеге, но она отказалась и ехала стоя, опираясь на борта. Едва телега выехала на набережную, начался проливной дождь, однако зрителей, собравшихся посмотреть на кортеж, меньше не стало. Многие писали, что на всем пути осужденную сопровождали выкрики и проклятия, а за телегой, оскорбляя Шарлотту и проклиная ее за убийство Марата, размахивая руками, бежали разъяренные «фурии гильотины». Однако другие свидетели, и в частности Дюваль, напротив, утверждают, что «почти на всем пути следования Шарлотту Корде сопровождало почтительное молчание, и только слышен был шепот: "Господи, как ужасно! Такая молодая и такая красивая!"»
Телега выехала на забитую народом улицу Сент-Оноре, где в доме столяра Дюпле квартировал Робеспьер. В тот час он вместе с Камиллом Демуленом и Дантоном (пока еще вместе) стоял у окна своего кабинета и, глядя вниз, пытался разглядеть лицо осужденной, дабы прочесть на нем, не поджидают ли и его кинжалы убийц, сообщников Шарлотты. Сообщников у Шарлотты не было, но история вскоре действительно повторится — в виде фарсовых покушений на Робеспьера с трагическим финалом для несостоявшихся убийц. 23 марта в дом к Робеспьеру явится молодая швея Сесиль Рено. Робеспьера дома не окажется, но бдительным гражданам девушка покажется подозрительной, ее задержат, обыщут и обнаружат у нее в корзинке два небольших ножика. Девушку арестуют по обвинению в покушении на Робеспьера; она будет уверять, что всего лишь хотела посмотреть на Неподкупного. Потом, правда, станут говорить, что она возненавидела Робеспьера за то, что тот отправил на гильотину ее любовника, а некоторые даже выставят ее роялисткой.
В ночь на 23 мая 1794 года при попытке застрелить члена Конвента Колло д'Эрбуа арестуют некоего Анри Адмира, и на допросе тот признается, что на самом деле он хотел убить Робеспьера. Для этого он утром 22 мая, спрятав пистолет под одеждой, пошел в Конвент и стал ждать выступления Неподкупного. Но речи депутатов настолько его утомили, что он заснул, а когда проснулся, в Конвенте уже никого не было. Адмира отправился домой, где, увидев на лестнице гражданина Колло (они жили в одном доме), с досады выстрелил в него. Адмира арестуют, и 17 июня 1794 года казнят вместе с Сесиль Рено и еще пятьюдесятью девятью арестантами, среди которых будут отец Сесиль, ее брат и тетка-монахиня. Среди жертв того дня будет и графиня Сент-Амарант с дочерью Луизой, о которой ходили слухи, что она любовница Робеспьера и тот якобы выболтал ей какие-то государственные секреты. По другим слухам, Луиза отказалась стать любовницей Сен-Жюста, и за это он отправил ее на гильотину. Впрочем, в разгар Террора суду уже не требовались доказательства, судьи руководствовались исключительно «революционным чутьем». Не только Адмира и Рено, но и мошенники, финансисты, ремесленники, аристократы, вдовы, дети, жандармы, которым в тот день предстояло взойти на эшафот, будут одеты в «красные рубахи отцеубийц», ибо лейтмотивом этого процесса станет «покушение на Робеспьера». Девять телег доставят облаченных в красное жертв на площадь Поверженного Трона, куда к тому времени перевезут гильотину, ибо земля на площади Республики откажется впитывать кровь казненных. И, возможно, глядя на залитый солнцем кровавый кортеж, Робеспьер вспомнит, как меньше года назад мимо его окон двигалась телега, в которой в такой же алой рубашке стояла высокая стройная девушка. Кровавая пелена завесит его взор, и он отчетливо ощутит, что вскоре его постигнет участь проследовавших мимо его окон жертв.
