Ханс-Отто Майснер - Дело Зорге
— Но сможешь ли ты это сделать? Ведь за тобой теперь следят со всех сторон!
Зорге, казалось, и не думал об этом.
— Не волнуйся. Все будет в порядке. Ты знаешь пятиэтажный дом на улице Такасаки? Знаешь? Ну вот. Ключ от входной двери этого дома у меня в кармане. Как только войду в вестибюль, дверь за мной сразу же захлопнется и я побегу вверх по лестнице. На каждом этаже двенадцать квартир, а у каждой квартиры есть почтовый ящик. Итого шестьдесят ящиков. Пусть-ка бедные сыщики найдут, в какой ящик я бросил записку. Пока они будут открывать внизу дверь, я успею спуститься в вестибюль, чтобы пожелать хорошим господам доброго вечера. Что касается дальнейшего пути информации, то пусть заботится об этом мистер Блэнд. Нас это не касается. Уже несколько дней люди Блэнда ждут, пока в один из шестидесяти ящиков будет брошена записка. И они будут ждать еще многие недели, если ничего не получат сегодня.
— А мы? Где мы встретимся, Рихард?
— Как только передашь записку нищему, поезжай сразу же на квартиру к Бранковичу и скажи им: пусть перебираются на катер. Я приеду.
Войдя с некоторым опозданием в зал «Старого Гейдельберга», Рихард Зорге увидел, что веселье уже в разгаре.
— Надеюсь, мой столик еще свободен? — обратился он к сияющему от счастья хозяину.
Японец глубоко вздохнул и низко поклонился.
— Как можно сомневаться, Зорге-сан? — с притворной обидой в голосе проговорил хозяин и заискивающе добавил: — Ваш столик мы всегда держим свободным.
Идя впереди и освобождая для почетного гостя проход в толпе танцующих, хозяин провел его через весь зал к эстраде. Здесь, почти у самого помоста, стоял никем не занятый столик Рихарда Зорге.
— Скажу вам по секрету, Зорге-сан. Высший класс! — почти шепотом сообщил японец и вытянул губы трубочкой так, как это обычно делают знатоки, рекомендуя особый сорт вина.
— Что «высший класс»?
— Новая девушка — высший класс, Зорге-сан! Это что-то особенное, только на днях импортирована из Америки. К себе никого не подпускает. А как выглядит! — Он закатил глаза и поднял их к сизому от дыма потолку. — Вы поразитесь, Зорге-сан! Такой у нас еще никогда не было. Чистокровная японка, родилась в Штатах, в Японии впервые.
«Неплохо! Для будущей работы может пригодиться. Попробую познакомиться», — подумал Зорге, но вслух проговорил:
— Посмотрим, Нагао-сан. А пока принесите мне шампанского.
Таким редким заказом — бутылка шампанского! — хозяин «Старого Гейдельберга» был обрадован не меньше, чем присутствием этого важного гостя. Прежде чем уйти, он еще раз нагнулся и доверительно шепнул:
— Подобраться к Фуйико не так-то легко, Зорге-сан. Вчера одного поцарапала.
Зорге засмеялся и глазами стал искать в зале знакомых. Те только и ждали его взгляда. Широким жестом он пригласил всех к своему столу. Знакомых было так много, что на столе едва хватало места для бокалов, которые Зорге приказал подать. Таким веселым и добрым, каким был Зорге в этот вечер, его давно не видели. Да и такого множества бутылок шампанского также.
В этот вечер за столом Зорге собрались не только завсегдатаи «Старого Гейдельберга». Разделить с ним компанию сочли за честь и люди, которые познакомились с этим на редкость общительным человеком при других обстоятельствах. Здесь было несколько иностранных журналистов, с которыми он часто встречался на различных пресс-конференциях. К столу подошли два атташе иностранных посольств и даже несколько почтенных господ — членов «Немецкого клуба».
Затянувшаяся война в Китае, потребовавшая от японского народа так много жертв, дала «идеологической полиции» желаемый повод прикрыть места встреч либерально настроенной интеллигенции. Все танцевальные клубы, большинство кабаре и другие увеселительные заведения были закрыты. Ресторан Нагао оставался единственным, до которого руки полиции еще не дотянулись.
— Ого! Вот так встреча! — шутил Зорге. — Даже солидные господа постепенно опускаются до моего уровня. Значит, серьезная жизнь нравится не всем?
Возражать против этого никто не стал.
— Человек должен иногда развлекаться, — заметил Ханнес Беккер из немецкого Бюро путешествий, мужчина лет пятидесяти.
Зорге посмотрел вокруг.
— А где же ваша уважаемая супруга?
— Сегодня в «Немецком клубе» вечер национал-социалистского женского общества, — ответил за Беккера секретарь консульства Буш, — поэтому наши дамы, к сожалению, приехать не смогли.
Все смеялись над тем, что благодаря этому женскому вечеру мужчинам удалось незаметно выбраться из-под опеки своих добропорядочных супруг и провести несколько приятных часов по своему усмотрению.
Музыкант сыграл туш, и разговоры за столиками оборвались. Нагао торжественно представил гостям новую танцовщицу, назвав мисс Фуйико Нахара из Сан-Франциско «восьмым чудом света».
Кийоми вышла на эстраду в китайском национальном наряде из черного шелка, без каких-либо украшений и узоров. Эта одежда, закрывавшая танцовщицу от шеи до пят, подчеркивала все линии женского тела намного эффектнее, чем любой, даже самый «экономный» костюм на европейской сцене.
Выбирая платье для выступления, Кийоми без долгих колебаний остановила свой выбор на этом одеянии. Чувство стыда не мучило девушку — она знала: цель оправдывает средства! Ну и, кроме того, она была все же женщиной. А естественное желание понравиться представителям другого пола было далеко не чуждо и такой девушке, как баронесса Номура.
Свою роль она тщательно выучила и вела себя так, как рекомендовал полковник Одзаки. Стоя на эстраде почти неподвижно, она слабым, но приятным голосом спела две-три коротенькие песенки, которые были бы вполне уместны даже в самом строгом пансионе.
— Ну а теперь, девочка, что-нибудь повеселее, — попросил Мендес, испанский журналист. — Наш великий коллега не совсем доволен.
Зорге снисходительно улыбнулся.
— Ошибаетесь, дорогой! В этой девушке кроется больше, чем она показывает.
Танцовщица с улыбкой поблагодарила за аплодисменты, которыми гости «Старого Гейдельберга» наградили ее. Затем, после короткого перерыва, она исполнила несколько пародий на некоторых зарубежных кинозвезд. Начав с Греты Гарбо и Вивьен Ли, постепенно перешла к пародиям на представительниц легкого жанра. Песенки были весьма смелыми и сопровождались соответствующими жестами. Особого смущения Кийоми не испытывала: ведь она изображала других.
Реакция зрителей была бурной. Большинство мужчин поднялись со своих мест, и, протиснувшись меж столов к эстраде, наградили Кийоми аплодисментами. Даже за столом почетного гостя все забыли про свои только что наполненные бокалы.
