Яков Слащов-Крымский - Белый Крым, 1920
Генерал Кутепов дал уклончивый ответ.
Весь день шли разнообразные назначения меня генералом Кутеповым на разные боевые участки, но все эти назначения сводились к тому, чтобы куда-нибудь послать и дать какое-нибудь дело совершенно лишнему, но назойливому человеку. Назначения эти могли вызвать только наслоение одного командного состава над другим.
Пока шла эта преступная игра, разыгрываемая на глазах у гибнущей армии, было получено следующее официальное сообщение правительства Юга России:
Ввиду объявления эвакуации для желающих — офицеров, других служащих и их семей, правительство Юга России считает своим долгом предупредить всех о тех тяжких испытаниях, какие ожидают выезжающих из пределов России. Недостаток топлива приведет к большой скученности на пароходах, причем неизбежно длительное пребывание на рейде и в море. Кроме того, совершенно неизвестна дальнейшая судьба отъезжающих, так как ни одна из иностранных держав не дала своего согласия на принятие эвакуированных. Правительство Юга России не имеет никаких средств для оказания какой-либо помощи как в пути, так и в дальнейшем. Все это заставляет правительство советовать всем тем, кому не угрожает непосредственной опасности от насилий врага, — оставаться в Крыму. Севастополь, 29 октября/11 ноября 1920 года.
Как видите, это сообщение можно охарактеризовать только словами:
— Спасайся кто может!
Так оно и было понято в войсках.
В этот же день ночью я был послан на Юшунь — Симферопольскую дорогу к частям, отходившим из Таврии.
Приехав туда, я застал: 256 штыков, 28 орудий и при них 2 штаба дивизии и 1 штаб корпуса.
Я прямо заявил всем этим штабам, что в такой обстановке нужен только ротный командир, а не наслоение одних штабов над другими.
А части в это время уже шли веером в разные стороны на фронт Керчь — Евпатория.
Предыдущие распоряжения и знаменитое официальное сообщение правительства уже погубили армию. Даже приказа было отдать нельзя, потому что все равно его не доставить.
И вот утром 12 ноября н. ст. я приезжаю в Сарабузы к генералу Кутепову.
Вскоре после этого Ставка передала Кутепову (принимал генерал Достовалов) такое сообщение:
«Главнокомандующий приказал доложить генералу Кутепову, что в Севастополе в витрине на Нахимовской вывешена телеграмма генерала Слащова примерно следующего содержания: “Красную сволочь разбил, советую тыловой — развязывать манатки. Генерал Крымский”.
Одновременно произошел по Юзу разговор генерала Врангеля с генералом Кутеповым:
Генерал Кутепов: «Может ли говорить генерал Слащов, который находится у аппарата?» Генерал Врангель: «Я очень спешу, и ежели генерал Слащов имеет что-либо мне передать, то прошу сделать это через тебя. До свидания». Генерал Кутепов: «Слушаюсь, передам телеграммой. Все. Передаю телеграмму генерала Слащова: “Главкому. Лично видел части на фронте — вывод: полное разложение. Последний приказ о неприеме нас союзниками окончательно подрывает дух. Выход следующий: из тех, кто не желает быть рабом большевиков, из тех, кто не желает бросить свою Родину — сформировать кадры Русской Армии, посадить их на отдельные суда и произвести десант в направлении, доложенном Вам мною еще в июле месяце и повторенном в моих докладах несколько раз. Колебанию и колеблющимся не должно быть места — должны идти только решившиеся победить или умереть. С подробным докладом выезжаю к Вам в поезде юнкеров и прошу по моем приезде немедленно принять меня — хотя бы ночью. Жду ответа в Штарме один. № 10285. 12 часов 20 минут. 30/10—20 г. Слащов- Крымский”».
Генерал Врангель отвечает: «Генералу Кутепову. Передайте генералу Слащову: желающим продолжать борьбу предоставляю полную свободу. Никакие десанты сейчас, за неимением средств, невыполнимы. Единственный способ — оставаться в тылу противника, формируя партизанские отряды. Если генерал Слащов решится на это — благословляю его на дальнейшую работу. Предлагаю Вам задержать генерала Слащова на фронте, где присутствие его несравненно нужнее, нежели здесь. Севастополь, 30/10—20 г. № 417. Врангель».
Генерал Кутепов: «Телеграмма генералу Слащову передана. У меня больше вопросов пока нет. Кутепов».
И все. Все же пытаюсь еще раз говорить со Ставкой.
У аппарата Коновалов. Говорю: «Здравствуйте, Герман Иванович. В связи с только что полученной телеграммой генералом Кутеповым от Вас прошу немедленно в собственные руки главкома передать следующее:
“Глубоко оскорблен Вашим нежеланием говорить со мной по аппарату, что, видимо, явилось следствием тех сведений, которые переданы генералу Кутепову через генерала Коновалова. Доношу: ни одной телеграммы, помимо генерала Кутепова, за исключением требований и отмены высылки лошадей и бинокля, не отправлял. Глубоко оскорблен тем, что даже могли подумать, что я отправил телеграмму, подобно расклеенной на улицах (о которой сообщает генерал Коновалов генералу Кутепову). Прошу либо доверия, либо военно-полевого суда. Я же буду спасать Родину или умирать. Прошу Вас не отказать дать срочный ответ и сообщение ответной телеграммы. Пока всего хорошего. Все. № 10230.30/10—20 г., 16 часов 22 минуты, Слащов-Крымский”».
Ответа, конечно, не было.
Тогда вместе с генералом Кутеповым я выехал в Севастополь. Там ни о каком сопротивлении и не думали. Все думы сводились к тому, как бы уехать.
Генерал Врангель меня видеть не захотел (как сообщил мне генерал Кутепов).
Все мои желания остались только желаниями. Армия садилась на суда, покидая Крым, ничего сделать было нельзя, и я на ледоколе «Илья Муромец» выехал в Константинополь, покидая землю, которую всего несколько месяцев тому назад держал с горстью безумцев-храбрецов…
Время было другое, и штаб генерала Врангеля думал в октябре иначе, чем я в апреле.
ГЛАВА VI
На чужбине
Еще в поезде в Сарабузс я разговаривал с генералом Кутеповым о том, что Ставка все погубит, что генерал Врангель недостаточно решителен в ту минуту, когда от вождя нужна именно решительность, а его «камарилья» достаточно типична именно для определения ее таким словом и, конечно, ни к чему хорошему не приведет.
Приехав в Босфор, я возобновил этот разговор и указал Кутепову на необходимость смены штаба. Кутепов во всем со мной согласился и взялся передать генералу Врангелю мой рапорт. Привожу его целиком.
Состоящий в распоряжении
Главнокомандующего Генерал-лейтенант Слащов-Крымский № 10443