Александр Жевахов - Кемаль Ататюрк
Энвер! Канонада греческих пушек в нескольких десятках километров от Анкары пробудила его энергию; сохраняя свои связи в Анатолии и демонстрируя в Москве, что он — искренний революционер, Энвер верил, что настал его час. Энвер забывает соглашение о невмешательстве, заключенное с Али Фуадом, и 16 июля пишет из Москвы Кемалю. Письмо написано в тоне начальника подчиненному, спасителя, снизошедшего до заблудшей души: «Мы намерены вернуться в страну, как только почувствуем, что бесполезно и опасно оставаться за рубежом, по той причине, что угроза нависла над страной и мусульманским миром, который мы пытаемся спасти!»
Не следует легкомысленно относиться к угрозам Энвера: в регионе Трабзона, в частности, его сторонники собрали более тысячи человек, готовых идти на Анкару. Но когда враг находится менее чем в ста километрах от Анкары, важно только одно: спасти родину. Кемаль предпринимает необходимые меры: «Я принимаю верховное командование по единодушному требованию уважаемых депутатов Великого национального собрания». 5 августа Национальное собрание принимает закон, назначающий Кемаля натри месяца Верховным главнокомандующим.
Решающее сражение18 августа Верховный главнокомандующий прибывает в Генеральный штаб; на нем элегантный охотничий костюм, его любимый и очень практичный наряд с многочисленными карманами. Он испытывает азарт игрока: выждать, неожиданно удивить противника и ударить там, где тебя не ждут. Однажды в напряженный момент сражения он спросил одного из помощников: «Ты умеешь играть в покер?» И, не дожидаясь ответа, добавил: «Война — это как игра в покер. Тот, кто держит на руках самую сильную карту, не думает о том, что у его противника может быть четыре туза или „флеш-рояль“ (пять карт одной масти). Желая блефовать, он может удивиться, что другой игрок соглашается повысить ставку. Вот как я представляю сегодня состояние наших врагов».
Добрался он до Генерального штаба быстро: тот находился меньше чем в пятидесяти километрах от Анкары. Кемаль сел, чтобы облегчить боль, которую ему причинял бок, ушибленный на прошлой неделе во время падения с лошади. В течение всего сражения Кемаль будет оставаться неподвижным в старом кресле в вагоне, совершенно неспособный сесть на лошадь. Для его солдат это плохое предзнаменование. Но главнокомандующий утверждает: «Это знак Аллаха: как я сломал ребро, так и сопротивление врага будет сломлено». Но подобное предзнаменование не разделяет никто из окружения Кемаля. Склонившись над картой, где красные и голубые флажки отмечали позиции греческих и турецких войск, Исмет-паша, четыре члена Генерального штаба и другие командиры с трудом скрывали озабоченность. И только начальник Генерального штаба генерал Февзи, назначенный 5 августа 1921 года вместо Исмета, сохранял несокрушимый оптимизм. Кемаль доверял ему, как и Рефету, который отвечал за снабжение армии. Прежде чем Рефет был назначен главным интендантом, он занимал такое количество должностей, что можно было и забыть о том, что когда-то он был простым офицером. Благодаря Кемалю и принятым им десяти постановлениям о реквизиции армия была более или менее обеспечена всем необходимым. Эти десять распоряжений Рефет воплотил в жизнь словно десять заповедей, проявив талант, немного власти и в первую очередь пользуясь поддержкой населения. За несколько дней исчезли решетки на окнах и в садах: все они пошли на изготовление штыков.
23 августа сражение на Сакарье началось. Греки были уверены, что турки потеряли армию у Эскишехира. Их план был прост: переправиться через Сакарью, протекающую в глубоком ущелье, ударить по левому флангу турок и прорваться в образовавшуюся брешь к Анкаре. Под натиском греков левый фланг турецкой армии стал отступать, отойдя за неделю на десять километров. В лагере греческой армии больше не сомневались ни в чем, и военный министр Греции назначает английскому военному атташе встречу в Анкаре на 5 сентября.
Кемаль не покидает Генштаб. Когда Халиде Эдип спросила его, что делать, если турки будут вынуждены покинуть Анкару, генерал буквально выплюнул ответ: «Счастливого пути, господа, я похлопаю вас по спине, когда освобожу всю Анатолию». «День за днем, ночь за ночью Кемаль демонстрирует всё ту же улыбку, то же спокойствие и даже позволяет себе давать уроки стратегии интеллектуалам, прибывшим из Анкары, проявляя терпение преподавателя первого года обучения в военном училище», — напишет Якуб Кадри Караосманоглу. Кемаль выглядит совершенно спокойным и невозмутимым. Не раз проигрывая, он прекрасно осознает важность тех качеств, какими он теперь обладает. А интеллектуалы, окружающие его, Халиде Эдип, Якуб Кадри Караосманоглу и другие, находятся здесь, чтобы быть свидетелями его выдержки и поддержать его. Но многие думают, что Кемаль скрывает какой-то секрет, известный только Мехмету Арифу, полковнику, недавно введенному в военный совет Верховного главнокомандующего.
Окружение Кемаля не могло понять, зачем он приблизил к себе этого тщедушного полковника, которого отстранил от командования дивизией. Кемаль только улыбался в ответ.
Дружбе, связывающей его с Арифом, уже более двадцати лет. Никакой ординарец не смог бы быть настолько ему преданным, и Кемаль прощал ему некоторые странности, как, например, длинные кинжалы, которые он носил на поясе, или ручного медвежонка, всюду его сопровождавшего.
И тем не менее однажды всё изменилось: Кемаль раздражен, явно нервничает; никто уже не может сосчитать, сколько чашек кофе он выпил. Греки после трех дней ожесточенных боев захватили господствующую над местностью гору Чал-Даг. Кемаль не может скрыть своего отчаяния и даже не старается этого сделать. Стоит ли продолжать сопротивление или лучше отступить? Неожиданно ему сообщают, что звонит Февзи, находящийся на передовой; все офицеры, присутствующие в комнате, умолкли. В два часа утра Кемаль берет трубку: «Мустафа Кемаль слушает. Это вы, ваше превосходительство? Что? День улыбается нам? Правильно ли я вас понял? Что? Хаймана почти взята. Что? Греки истощены и собираются отступать?»
Февзи и его звонок изменили всё. На следующий день греки оставляют свои позиции. Фронт стабилизируется. Обе стороны отдали все силы этому сражению. У греков не осталось больше ни снарядов, ни сил, чтобы продолжать наступление, а у турок нет ни сил, ни снарядов, чтобы немедленно приступить к контратаке. Чтобы создать иллюзию продолжения наступления, греческая армия бомбардирует вокзал Анкары и бросает дивизию в атаку.
9 сентября Кемаль наконец перемещает Генштаб на запад к правому флангу турецкой армии. «Он счастлив, как ребенок», — вспоминала позже Халиде Эдип. На следующий день Кемаль переходит в наступление, бросая в бой свои любимые войска — кавалерию.
