Аллен Даллес - ЦРУ против КГБ. Искусство шпионажа
Нельзя исходить из того, что коммунистический лидер будет действовать так же, как мы, или что он всегда правильно оценит наши шаги. Нам часто трудно понять Советы, а им нас. В случае с Кубой Хрущев в октябре 1962 года самонадеянно рассчитал, что ему удастся незаметно доставить на остров свои ракеты, установить и замаскировать их, а затем, выбрав удобный момент, поставить Соединенные Штаты перед совершившимся фактом, который США вынуждены были бы признать, предпочтя это риску войны. Конечно, он допустил ошибку — так же как и кое-кто у нас, поверхностно оценив ситуацию: они утверждали, что Хрущев не решится разместить наступательное оружие прямо под нашим носом.
Роль разведки на ранней фазе кубинского кризиса в октябре 1962 года стала темой официального доклада, подготовленного согласительным подкомитетом сенатского комитета по вооруженным силам под председательством сенатора Джона Стенниса от штата Миссисипи. Главный вывод: «Ошибочная оценка создавшейся ситуации и поверхностные умозаключения руководителей разведки, увлекшихся философствованием, а не анализом конкретных фактов, привели к ошибочному решению: размещение стратегического ядерного оружия на Кубе противоречит советской политике. Однако позже выяснилось, что этот прогноз оказался совершенно неверным».
Эта критика в адрес разведки относилась к сентябрю — началу октября, то есть еще до получения качественных аэрофотоснимков. Но затем в наше распоряжение поступили данные, которые создали впечатление, что вряд ли русские доставили на Кубу ракеты среднего радиуса действия, которые могут поразить цели в глубине территории Соединенных Штатов. Но среди американских государственных и политических деятелей были и такие (упомяну хотя бы тогдашнего директора ЦРУ Маккоуна), которые высказывали серьезные сомнения в отношении такого вывода. Однако в Разведывательном совете верх взяло все же убеждение: Хрущев, мол, не рискнет сделать шаг, который означал бы прямую угрозу Соединенным Штатам. Карибский кризис явил собой пример того, что Хрущев может действовать неожиданно, необычно, шокирующе. И в то же время он уверен, что сумеет сразу же отступить, если увидит: противник настроен решительно и даст отпор. Советский лидер, кроме того, заранее рассчитал, что уступка на Кубе не нанесет существенного ущерба его собственным позициям в СССР. Полностью контролируя советские средства массовой информации, он без труда сможет убедить общественность в своей стране и во всем коммунистическом блоке, что отступление на Кубе было сделано, чтобы сохранить мир.
При подготовке оценок политики Советов и их действий всегда полезно иметь среди аналитиков одного или двоих человек, которые должны играть роль «адвокатов дьявола»: аргументировать и объяснять, почему Хрущев или какой-либо другой советский руководитель предпринял необычный, драматический, а иногда, с нашей точки зрения, даже неумный и невыгодный для собственных интересов шаг. Конечно, в большинстве случаев можно прийти к нелепым и, вероятно, даже ошибочным выводам, если исходить из предположения: все, что делает или будет делать Советский Союз, нужно рассматривать как нечто необычное или анормальное. Политикам надо время от времени напоминать, что Советы в общем действуют вполне логично и расчетливо, хотя иногда их шаги нам трудно понять и объяснить.
Если некоторые наши аналитики сделали неверный вывод из кубинской аферы Советов, то Хрущев со своими советниками допустил еще более серьезный просчет, полагая, что его грубый и дерзкий маневр не встретит энергичный и решительный отпор Вашингтона. Офицерам разведки приходится сталкиваться с возмущением общественности по поводу того, что опять, мол, «наши шпионы прохлопали». Это происходит обычно в тех случаях, когда на международной арене разыгрываются какие-то драматические события, к которым широкая публика оказалась неподготовленной. Правда, иногда обвинения бывают и справедливыми. Но в большинстве случаев разведка предвидит события и дает им правильную оценку. Но люди этого не знают, а мы не имеем права рекламировать свои успехи.
Так было, например, с вторжением в район Суэца в 1956 году. Наша разведка тогда была полностью в курсе того, что Израиль, а затем Англия и Франция намеревались предпринять. У общественности же сложилось впечатление, что разведслужба допустила промах, поскольку официальные лица США заявили с расчетом на определенный эффект, что страна не была своевременно предупреждена об этом. Официальные представители США, конечно, подразумевали под этим то, что Англия, Франция и Израиль забыли предупредить нас о своих планах. В действительности же разведка Вашингтона постоянно информировала правительство обо всем, но, как обычно, не имела права рекламировать свои успехи.
Другой пример — искусственный спутник Земли. Здесь, несмотря на повсеместно сложившееся в стране мнение, Разведывательный совет очень точно предсказал прогресс Советов в области космической технологии и приблизительное время, когда они смогут вывести свой спутник на орбиту.
В других случаях пресса и общественность впадали в ошибку относительно реальной роли разведки в конкретных ситуациях. Считая, что действия правительства должны обязательно опираться на разведывательные сводки, газеты и политики, когда у нас что-нибудь не получалось в международных делах, обвиняли в первую очередь разведслужбы даже тогда, когда на самом деле последние в подготовке таких шагов никакого участия не принимали.
Взять, например, эпизод в бухте Кочинос в 1961 году[122]. Большая часть американской прессы в то время считала, что операция потерпела неудачу из-за ошибочной оценки разведслужбы, которая утверждала: высадка вооруженных отрядов эмигрантов вряд ли вызовет народное восстание на Кубе. Те, кто работал, как это пришлось мне, с антигитлеровским подпольем за линией фронта во Франции, Италии и Германии во время Второй мировой войны, и те, кто наблюдал трагедию венгерских патриотов в 1956 году[123], должны понять: спонтанные революционные выступления невооруженного народа в современную эпоху — неэффективны и часто гибельны. Я не разбирал нигде детально кубинскую операцию 1961 года и не собираюсь делать этого здесь. Повторю лишь то, что уже сказал где-то откровенно: «Я не знаю никаких прогнозов о том, что такая высадка вызовет самопроизвольное восстание невооруженного народа Кубы».
Ясно, что наши оперативные сводки, особенно те, где речь идет о коммунистическом блоке, должны отражать не только естественное и обычное, но и необычное, жестокое и неожиданное — короче говоря, все, что там делается. Действия и намерения Советов нельзя оценивать лишь с точки зрения того, как бы мы поступили сами в том или ином случае, будь на месте Хрущева. А советский лидер не особенно соблюдает приличия, как это было в Организации Объединенных Наций, когда он даже разулся перед высоким собранием[124]. У нас часто создается впечатление, что меры советского правительства принимаются под влиянием теории Ивана Петровича Павлова, известного русского физиолога, который стимулировал определенные рефлексы у подопытных животных, а затем, резко изменяя обращение с ними, приводил их, этих животных, в состояние полного смятения. Внезапные изменения в поведении и действиях Хрущева заставляют вспомнить о теориях Павлова. Торпедирование Парижской встречи на высшем уровне в I960 году, хотя советский лидер уже несколько лет знал о разведывательных полетах над территорией СССР «У-2», неожиданное возобновление ядерных испытаний, когда в 1961 году неприсоединившиеся страны собрались в Белграде, и даже его знаменитая выходка с ботинком на трибуне ООН были рассчитаны на то, чтобы их шоковый эффект помог ему достичь желаемого результата. Советский лидер, по-видимому, надеялся, что его афера с размещением ракет на Кубе тоже потрясет США и мировое сообщество. Наши дальнейшие оценки, как Хрущев будет действовать в той или иной ситуации, должны обязательно учитывать эти особенности.
