Владимир Голяховский - Это Америка
— А как вы думаете, Таня, сможет ваш муж помочь мне найти издателя для книги?
Она посмотрела на Алешу задумчиво:
— Наверное, сможет. Только…
— Что — только?
— Нет, ничего, это я просто так. — Таня тряхнула головой. — Вы с ним сами поговорите, я в его дела не вмешиваюсь… Вот мы уже и пришли. До свиданья, Алеша.
Нетвердой походкой она вошла в дом, швейцар фактически подхватил ее под руку.
Была в этой русской красавице какая-то тайна.
* * *Алеша пришел домой позже обычного, от него пахло водкой. Лиля посмотрела на него осуждающе, а он виновато объяснил:
— На радиостанции праздновали получение гражданства: одна сотрудница получила. Она пригласила меня — неудобно было отказаться. Муж этой женщины издал здесь книгу, и я теперь хочу поговорить с ним.
После полуночи, когда они уже легли, раздался телефонный звонок. Так поздно им никто не звонил. Лиля зажгла свет и взяла трубку. По ее растерянному лицу Алеша понял, что она услышала что-то странное.
— Это тебя.
Низкий хриплый мужской голос произнес по — русски:
— Прекрати писать блядские стихи в газете и выступать по радио!
Алеша сначала растерялся. Ему показалось, что в трубке слышались еще какие-то голоса и пьяный шум. Он соображал, кто бы это мог быть. Решил поинтересоваться:
— А что вам не нравится?
— Мне не нравится, что ты — шкура.
Продолжать разговор Алеша больше не собирался и повесил трубку.
— Кто это был? — встревоженно спросила Лиля.
— Не знаю.
Но телефон опять зазвонил. Лиля взяла трубку и со злостью бросила ее снова. Она была очень напугана:
— Он сказал мне: «Если ты, сука, не прекратишь, мы заставим тебя замолчать». Вот что теперь делать?! Ты добился своего. Я же тебя просила не писать в этой газете и не выступать по радио. Теперь твоя жизнь может оказаться в опасности, а может, и наши тоже. Они же подстроят, что захотят: в Америке убить человека ничего не стоит, у всех есть оружие.
— Ну, успокойся, пожалуйста, — уговаривал ее Алеша. — Голос был пьяный. Все эти угрозы — это всё несерьезно.
— Откуда ты знаешь? — У нее в газах стояли слезы.
— Если бы они хотели со мной расправиться, не стали бы предупреждать заранее. Утром я позвоню в ФБР и расскажу эту историю. И еще поговорю с редактором газеты и с начальством на радио.
Заснули они только на рассвете, каждый думал о своем.
Утром Алеша позвонил в ФБР и рассказал о ночном звонке. В тот же вечер пришли два американца, показали удостоверения ФБР. Им еще раз повторили ночную историю.
— Вы кого-нибудь подозреваете? — спросили агенты. — Среди новых эмигрантов из России не менее двухсот агентов КГБ, мы следим за вызывающими подозрения.
— Насколько это опасно? — встревоженно спросила Лиля.
— Это просто запугивание, пока нет ничего опасного, не беспокойтесь.
Больше звонки не повторялись, но через несколько дней Андрей Седых сказал Алеше:
— В «Литературной газете» в Москве появилась заметка, обличающая вас в «продаже родины» и с кучей других обвинений. Скорее всего тут была какая-то связь с запугиванием по телефону.
Сам Алеша эту заметку не читал[61].
32. В заповеднике Адирондак
Тася Удадовская, придя на работу пораньше, привычно сняла бигуди, слегка взбила волосы, полюбовалась на себя в зеркале и спустилась со второго этажа в офис доктора де Пуаза. Игривой походкой она подошла к его кабинету, будто ненароком заглянула в дверь и почти пропела:
— Здравствуйте, доктор. О, как вы прекрасно выглядите сегодня — ну совсем молодой человек.
Старику за восемьдесят, конечно, приятна похвала молодой женщины, он улыбнулся:
— Спасибо. Вы действительно находите, что я выгляжу не очень старым?
— О, доктор, да вы же очень интересный мужчина!
— Ну, если вы так считаете… Как вам работается на втором этаже?
— Не знаю, как вам сказать, доктор… — Тася потупила глаза, замялась.
— Говорите как есть.
— Знаете, доктор, для моей квалификации там немного… — как бы сказать? — скучно.
— Скучно? Что ж, надо будет придумать для вас что-нибудь получше.
— О, я буду вам так благодарна, так благодарна! — опять запела Тася.
В лаборатории она нашла склонившуюся над микроскопом Лилю, подкралась сзади, обняла ее:
— Кисанька — лапушка, а вы все работаете… Завидую вашей работоспособности. Хочу вот напроситься к вам в гости, посмотреть, как вы устроились в новой квартире.
Она пришла вечером, прямо с порога стала любезничать, нахваливая Лилю Алеше:
— Ваша жена просто кисанька — лапушка! На работе доктор так ею доволен, так доволен, прямо души в ней не чает, всем рассказывает, какой она хороший работник.
Потом Тася долго ходила, выглядывала в окна, трогала мебель, спрашивала, что сколько стоит.
— У вас все так хорошо, вы вдвоем, счастливые. Я так рада за вас, кисаньки — лапушки!
Лилю она раздражала. Когда она наконец ушла, Лиля сказала ворчливо:
— Хитрит и врет. Никогда я не слышала, чтобы доктор меня хвалил. Она работает массажисткой у жены доктора, на этаж выше. С недавних пор повадилась бегать к нам и то и дело попадаться доктору на глаза. Что-то у нее на уме есть.
Через несколько дней Алеша, придя с радиостанции, застал Лилю безвольно сидящую с опущенной головой и вздрагивающими плечами.
— Ты уже дома? — удивился он. — Что случилось?
Не поворачивая головы, охрипшим от слез голосом Лиля сказала:
— Я уволена.
— Уволена? Но что произошло?
— Ничего. Просто доктор сказал: «Вы слишком квалифицированы для этой работы» и выгнал, заплатив за две недели вперед. Но я знаю, я просто уверена, что это интриги Таси, этой «кисаньки — лапушки». Она точно наговорила ему что-то про меня. Наглая, хитрая, паршивая дрянь! — закричала вдруг Лиля. — Прикидывалась другом, а сама заняла мое место, всадила мне нож в спину, гадюка!
Алеша впервые видел Лилю в таком состоянии, он обнял ее, прижал к себе.
— Да наплюй ты на эту Тасю и на эту работу! Тебе нужно отдохнуть.
— Как отдохнуть?! Я зарабатывала почти семьсот долларов в месяц, это же был наш единственный постоянный доход…
— У нас еще остались деньги, и я тоже немного подрабатываю — мы продержимся.
Лиля задыхалась от обиды и никак не могла успокоиться. Тяготы жизни истощили ее нервную систему, а этот удар окончательно подорвал ослабевшее здоровье. Она впала в депрессию и еле двигалась. Алеша забеспокоился и решил, что ей необходим полный отдых. Надо срочно хоть на пару недель увезти ее из города, сменить обстановку. Но на поездку не было денег.
