Карин Мюллер - Год в поисках "Ва". История одной неудавшейся попытки стать настоящей японкой
Но и у нас есть глаза. Дважды за свой обход Нисида-сан останавливается, когда ему кажется, что никто не смотрит, и покупает в автомате стаканчик саке. Два быстрых глотка — и стакана как не бывало. Одна пятая часть дневного дохода. А ведь он еще даже не завтракал.
К 9:30 велосипед уже еле едет под тяжестью банок. По обе стороны багажника и руля привязаны черные и желтые пакеты. Наконец Нисида-сан замедляет ход. Теперь можно спокойно поговорить.
Оказывается, в Кюсю у него есть сестра и брат. Брат был плотником, он на 6 лет старше Нисида и сейчас уже, наверное, на пенсии. Сестра замужем за служащим. Они не виделись почти 20 лет. Сам Нисида-сан не был женат, детей у него нет.
«А если бы вы встретили женщину и полюбили ее, женились бы?»
Он качает головой. «У меня нет средств, чтобы обеспечить семью. Да и работа нестабильная». Нисида-сан смотрит на меня.
«По части брака мы с вами схожи, — без малейшей злобы замечает он. — И у вас, и у меня шансов маловато».
«А если бы у вас были дети, какое напутствие вы бы дали им в жизни?»
Он отвечает уверенно, не раздумывая. «Гордиться своей работой. Быть честным человеком».
Я решаю задать сложный вопрос. «Если бы вы нашли десять миллионов иен, как бы поступили?»
«Отнес бы в полицию, — тут же отвечает он. — По закону нашедшему полагается двадцать процентов».
«Ну а допустим, вы бы выиграли в лотерею?»
Он задумывается. Кажется, над этим он вообще не размышлял. Отвечает, что снимет хорошую квартиру на 1–2 месяца или поедет на курорт с горячими источниками полечить больные суставы.
Кажется, он вполне доволен своим местом в жизни. Мог бы, конечно, зарабатывать побольше, если бы по вечерам собирал еще картон, но предпочитает отдыхать. Ему больше ничего не нужно разве что саке.
Добираемся до центра приема тары. Нисида-сан взвешивает утренний улов и тоскливо смотрит на весы.
Получив наконец деньги — 8 долларов 50 центов, он приглашает нас в свое любимое местечко. Я отчасти ожидаю, что это окажется бар, но, к моему удивлению, мы идем в публичную библиотеку. Нисида направляется сразу к стойке с журналами, берет потрепанный экземпляр научно-популярного журнала и усаживается в кресло. В зале тепло и тихо; весь вечер в его распоряжении.
Невольно вспоминаются толпы несчастных служащих, которые спешат на электричку в 7 утра и возвращаются домой лишь за полночь. Нисида-сан далеко до их материального благополучия, зато у него есть нечто иное, имеющее куда большую ценность: время. Время поразмышлять, выспаться, почитать книгу.
В тот же вечер приходит письмо от Асао. Я пишу ответ. После полуночи звонит телефон. Асао пьян.
«Мне нечего тебе сказать, но я все равно звоню. Я по тебе скучаю. Я хочу тебя».
Я не хочу Асао. Ни капельки. Я хочу спать. Мы оба встали в 4 утра. Он снова затягивает волынку: я по тебе скучаю… В перерывах между признаниями раздаются громкие прихлебывания из бутылки.
«Я хочу опять тебя увидеть. Не только для секса, чисто по-дружески».
«Ну, спасибо».
Вот он, мой первый поклонник больше чем за год. Неудивительно, что Гэндзи побледнел, когда я в шутку попросила найти мне мужа.
«Давай поужинаем вместе».
Я отклоняю приглашение, ссылаясь на занятость. Асао начинает ныть, что у меня нет на него времени. «Тебе нужен такой активист, как я…»
Бинго.
«Я пьян».
Еще раз в яблочко.
Но отделаться от Асао оказывается не так уж просто. Он снова звонит через час, потом 3 раза в 2 часа ночи и дважды в 2:30. Наконец, я честно признаюсь, что скорее пойду на свидание с Нисида-сан. Выключаю телефон и ложусь спать.
Глава 21
Морита-сан опять для меня постаралась. До меня дошел слух, что на далеком гористом полуострове Исэ есть деревушка, жители которой празднуют Новый год весьма необычным способом. Все население собирается на скалистом берегу и, когда часы пробьют полночь, нагишом бросается в океан. В синтоистской традиции это ритуал очищения, освобождающий душу и тело от токсинов, накопившихся за прошедший год. Морита-сан выясняет, что деревня называется Идзика, и находит гостиницу, где меня соглашаются принять 31 декабря. Меня даже приглашают на новогодний ужин!
Японская еда и в обычный день напоминает сказочный пир, однако ничто не сравнится с новогодними гастрономическими роскошествами. Идзика — рыбацкая деревня, поэтому в меню преобладают морепродукты. Из них делают все — от закусок до мороженого.
Но главное — все очень свежее. Сомневаюсь, что хоть одно блюдо попало на стол из духовки или со сковородки. Рис посыпан тонким слоем икры морского ежа. Оранжевая, кремообразной консистенции, она точно еще минуту назад лежала в ведерке на дне рыбацкой лодки. Устрицы — мягкие, как мокрая салфетка. После них во рту остается металлический привкус, как будто монетка лежала на языке. Тонкие ломтики сырой рыбы с лимоном тают во рту, как масло, и абсолютно не имеют запаха. Раковины, обитателей которых вынули, выпотрошили, макнули в уксус и сунули обратно. Сушеные копченые моллюски, вымоченные в соленом соусе из морских водорослей и рыбной стружки. Лососевая икра, лопающаяся, как пузырьки, и пахнущая тухлой морской водой. Сырой кальмар, нарезанный полосками и ферментированный в собственных внутренностях, на вкус — как начинка карбюратора, по консистенции — как резина. Все это съедается под пристальным наблюдением хозяйки, которая не улыбается, пока я не доем последнюю крабовую клешню.
Выхожу из гостиницы как раз вовремя: по одной из крутых цементных лестниц спускается длинная процессия, состоящая из одних мужчин. Они, как и положено на ежегодных новогодних гуляниях, ходят от дома к дому, останавливаясь у дверей, и хором затягивают: «Ясёй, ясёй, хуэй!» Жители домов вознаграждают их апельсинами, саке, сушеной рыбой и рисом. Закончив обход, они идут в дом главного заводилы и там напиваются в дым, видимо готовясь к купанию в ледяной воде.
Я пристраиваюсь в хвост, пою вместе со всеми и ем апельсины.
«А когда вы планируете идти купаться?» — как бы между делом интересуюсь я.
Они дергают друг друга за рукава и совещаются.
«В семь», — говорит один.
«В шесть», — добавляет другой.
«В одиннадцать».
«В полночь».
Все улыбаются и идут к следующему дому.
В 10:30 бегу на пляж, захватив камеры. Узкая полоска песка огорожена цементным парапетом высотой с 4-этажный дом. Вниз ведет единственная лестница, вырубленная под довольно крутым углом. Воет ветер, на море высокие волны с острыми гребешками.
Отыскав площадку среди скал, закрываю глаза и подставляю ледяному ветру. После пребывания в течение двух месяцев в Осаке среди смога, людей, мигающих неоновых огней душа стремится к безлюдию и диким просторам, не тронутым цивилизацией. Я дышу океанским воздухом. Моллюски в животе чувствуют запах дома и начинают шевелиться.
