Владимир Ковтонюк - Разъезд Тюра-Там
Да и никто из летевших на выручку не хотел упускать своей выгоды. Всем им платили за каждого убитого вьетконговца. Немного риска, и перед тобой целая неделя беззаботной жизни в Сайгонских борделях. И единственное, что будет тогда щекотать нервы, так это нежелание подхватить изобретенную совместными усилиями сайгонских проституток и американских морских пехотинцев венерическую болезнь под названием «роза Сайгона».
Выстрелов можно было ожидать каждую секунду, и все же они грянули неожиданно. Майкл, сидевший ближе к пилотской кабине, вздрогнул от длинной пулемётной очереди, перекрывшей шум винтов. О пол геликоптера загремели стреляные гильзы.
Вьетнамцу удалось, наверное, кого-то подстрелить, потому что он радостно заржал, а из пилотской кабины показалось лицо лётчика, вопросительно смотревшего на вьетнамца.
— О кей! — прокричал вьетнамец, хотя прекрасно понимал, что лётчик его не слышит.
Повернув руку большим пальцем вниз, он показал её пилоту.
Тот понимающе кивнул, и геликоптер, закружился в левом вираже, подбирая удобную площадку для посадки. «Ирокезы» закружились вслед за «чинуком».
Цели теперь, по-видимому, были хорошо видны, потому что пулемёт заработал без остановки.
К счастью, Майкл не успел выпрыгнуть из геликоптера вслед за другими. Там, внизу поднялась такая жуткая стрельба, что и камыши, и заросли бамбука косило пулями, словно косами.
Геликоптер, освободившись от нагрузки, чуть взмыл, и отсюда, сверху, стали видны неисчислимые группы идущих в атаку вьетконговцев.
Майкл и пулемётчик, не прицеливаясь, стреляли по этим людям, похожим на детей в любом возрасте, но всё новые и новые их группы появлялись из джунглей, как бы возникая из ничего.
В такие минуты Майклу казалось, что он там, в России, а в атаку на него бегут многочисленные красные, которых он должен безжалостно уничтожать, потому что они отобрали у него родовое поместье.
Правда, во время Гражданской войны в России его ещё не было на свете, но был его отец, штабс-капитан царской армии, бежавший из России с остатками разбитой армии Врангеля.
Это многочисленные рассказы отца о том, как доблестно и безжалостно он воевал с «краснопузой сволочью» за своё поместье, за принадлежавшие ему по праву дворянина несколько гектаров земли, создали у Майкла впечатление, что он бывал в тех местах.
Он видел их в своем воображении, настолько реально, словно воочию. Кимрский уезд, небольшой барский дом с мезонином, на фасаде которого, обращенном к реке Хотче, кирпичом выложена дата постройки — 1873. Аллея, обрамлённая молодыми липами на крутом спуске к реке. Небольшая плотина чуть ниже по течению, благодаря которой образовался пруд, в изобилии усыпанный в разгар лета лилиями и кувшинками. Кусты сирени, распространявшими одурманивающее приятный запах, за которыми начиналась обширная поляна, замыкавшаяся со стороны леса хозяйственными постройками. Чуть подальше — родовое кладбище, на первых древних могилах которого из низкорослых деревьев, когда-то высаженных предками, вырос по-настоящему дремучий лес, как живое свидетельство древности его рода, уходящей во тьму веков.
Недоступное Сальковское озеро, необъяснимо правильным кругом брошенное в самую середину леса, полного бесчисленным количеством лося, кабана, волка, лисицы, тетерева, токующего по ранней весне.
Он видел, как цапли, расправив крылья и выставив перед собою необычайно тонкие для такой большой длины, ноги садятся после полёта на раскидистые еловые лапы. И стаи журавлей, собиравшиеся на этом месте на неделю со всего севера России, чтобы подкормиться перед дальним и опасным перелётом к югу.
Майкл, будучи гражданином Франции, добровольно остался здесь, во Вьетнаме, после вывода французских войск, чтобы вместе с подоспевшими американцами не дать коммунистам с севера установить контроль над всей страной.
Пуля поразила американца, не успевшего, как и Майкл, выпрыгнуть их геликоптера в тростник, на землю, в живот, и он теперь, зажав рану рукою, лежал на полу, сучил ногами и проклинал коммунистов.
Пули все чаще пробивали отверстия в обшивке геликоптера, и через них в затенённое чрево корпуса пробивались солнечные лучи, проецируя отверстия солнечными пятнами на пол.
Чтобы хоть как-то обезопасить себя, Майкл тоже завалился на пол, где мог, наблюдая за перемещением солнечных пятен и, прислушиваясь к собственным ощущениям, в какой-то мере судить о маневрах машины.
Он понял, что пилоты геликоптера, чтобы не быть сбитыми, решили снизиться, чтоб на борт могли взобраться так опрометчиво и самонадеянно выпрыгнувшие морские пехотинцы. Как только солдаты, оставшиеся в живых и не раненные, судорожно цепляясь за обрез двери, взобрались в кабину, геликоптер, накреняясь до стука лопастей несущих винтов, резко отвалил в сторону от места боя.
Вышедшие из боя солдаты привычно разместились на скамейках вдоль стен, на полу лежал только прощавшийся с жизнью в нечеловеческих муках раненый в живот американец. Он летел теперь ногами вперед, а у его головы, как раз напротив открытой двери с торчавшим стволом наружу пулеметом, стоял на коленях раненый вьетконговец, прихваченный для допроса соотечественником.
Едва пули перестали делать из фюзеляжа геликоптера решето, как тот приступил к делу. Отстегнув штык-нож, он приставил его к животу несчастного чуть повыше пупка. Видно было, как оконечная острая точка ножа проминает собой нежную смуглую кожу.
«Обезьяна, — брезгливо подумал Майкл. — И разговор у них походит на общение двух обезьян».
Между тем, вьетнамец, задав пленнику несколько вопросов и получив ответы на них, без размаха сунул нож почти до самой рукоятки в податливый живот, повернул его там заученным движением, а когда вьетконговец сник, быстрыми движениями отрезал ему уши и ногой вытолкнул ещё живое тело за борт.
После чего уселся на скамью у противоположного борта прямо напротив Майкла и, как ни в чём не бывало, принялся, прокалывая уши, нанизывать их на капроновую нить, на которой уже висело несколько экземпляров.
Увиденное первобытное злодейство и спокойствие, с каким оно было сдельно, вывернули Майкла наизнанку до болей в желудке. Сквозь непроизвольно выступившие слёзы Майкл ловил остановленный на себе сожалеющее-брезгливый взгляд вьетнамца, и, как только позывы прекратились, понял, что тот по-английски, с чувством превосходства, обращается к нему:
— Это тебе придется доказывать, что ты подстрелил десяток коммунистов. Послушать вас, американцев, так вы уже дважды уничтожили всё население Северного Вьетнама. А я предпочитаю приносить доказательства с собой, по паре ушей с каждого убитого вьетконговца. И мне нечего в конторе доказывать, все аргументы с собой. А теперь скажи-ка мне, давно ли твои предки снимали скальпы с миллионов индейцев, расчищая себе жизненное пространство? Так что не прикидывайся чистоплюем, это вы, теперешние янки, вырезали всё коренное население Америки, а теперь навязываете свой образ жизни всему миру. А у нас нет времени резать скальпы, поэтому мы режем уши, это намного быстрее. Тьфу!
