Стейси Шифф - Клеопатра
Птолемеи и вообще александрийцы не были воинственными людьми. Триумфы для Египта были в новинку. Через несколько дней народ столпился под колоннами александрийского гимнасия напротив дворца. Двухсотметровая колоннада гимнасия, располагавшегося в самом центре города, издавна служила местом для интеллектуальных бесед и прогулок. В те времена гимнасий был чем-то вроде сегодняшней оперы: его наличие превращало провинциальный городишко в культурную столицу. Во внутреннем дворе установили серебряную платформу, на которой возвышались два золотых трона. Антоний занял один из них и предложил Клеопатре присоединиться, именуя ее «новой Исидой». Царица была в полном облачении нильской богини, полосатом плиссированном хитоне с блестящей бахромой по краю на уровне лодыжки, и в украшенной змеями короне обоих Египтов. Антоний, по одному из источников, изображал Диониса: он оделся в расшитую золотом греческую тунику и сжимал в руке жезл бога виноделия. Его голову венчал венок из плюща. На глазах восторженных зрителей развивался второй акт величественной драмы, начатой в Фарсале, когда Венера явилась воссоединиться с Дионисом на благо всей Азии.
В ногах у родителей на маленьких тронах сидели дети. Антоний обратился к толпе своим хрипловатым голосом. Отныне Клеопатра провозглашалась «Царицей Царей» (на монетах писали: «Царица Царей и Мать Царей». На стеле, поставленной спустя четыре года в Верхнем Египте, значилось: «Мать Царей, Царица Царей, Младшая из Богинь»). Соправитель Клеопатры тринадцатилетний Цезарион получил армянский и парфянский титулы и стал Царем Царей. Так Антоний отдавал должное памяти Юлия Цезаря: редкий случай благородства по отношению к бывшему любовнику своей возлюбленной. Впрочем, Царями Царей были объявлены и сыновья Клеопатры от Антония. Оба мальчика получили во владение обширные территории в Азии, так что их восточные имена пришлись кстати. В ответ на призыв отца вперед выступил маленький Александр Гелиос в персидских царских одеждах и высоком тюрбане, украшенном павлиньим пером. Его земли простирались до самой Индии; Александру предстояло править Арменией, Мидией и — как только отец ее захватит — Парфией (в конце концов за царевича просватали дочь правителя Мидии, давнего врага парфян). Двухлетний Птолемей Филадельфий, плод антиохийского воссоединения своих родителей, был точь-в-точь маленький Александр Македонский. На нем были высокие сапоги, пурпурная туника и диадема поверх круглой шерстяной шапки. Птолемею отошли Финикия, Сирия и Киликия, земли к западу от Евфрата. Клеопатре Селене достались Кирены: огромный кусок пустыни на территории восточной Ливии. Принимая дары, дети подходили поцеловать родителей. Мальчиков охраняли верные гвардейцы, Александра — армяне, а Птолемея — македоняне.
Так Антоний поделил восточные земли, даже те, которых еще не завоевал. Молодая женщина, которая четырнадцать лет назад тайком пробралась в Александрию, чтобы вернуть свое царство, едва ли могла вообразить такой поворот событий. Теперь она стала императрицей и богиней, а ее возлюбленным был великий римский полководец. Ее владения распространялись почти на всю Азию, и на их границах царил мир, на страже которого стояли римские легионы. Царица и ее дети правили — по крайней мере номинально — самой большой империей, когда-либо принадлежавшей Птолемеям. Клеопатра стала первой иностранкой, запечатленной на римских деньгах. За десять лет ее лицо изменилось. Царица стала старше, лицо заметно округлилось, а рот стал более чувственным.
Нам неизвестно, чьи амбиции породили удивительную церемонию, вошедшую в историю под именем Александрийских подношений. В ее сценарии одинаково четко видны и римская воля, и затейливая фантазия египтянки. Зато смысл происходящего был предельно ясен: на золотых тронах сидели те, кого современный историк справедливо назвал «величайшими из живших тогда людей». Вдвоем они предприняли попытку возродить мечту Александра Македонского создать всемирную империю, сблизить Европу и Азию, объединить несхожие цивилизации и верования. Установить новый порядок. На церемонии народу явилась подлинная богиня в сопровождении своего божественного сына и Диониса во плоти. Древние пророчества сбывались у всех на глазах. Евреи называли правление Клеопатры золотым веком и говорили о скором приходе Мессии. Египетскую царицу почитали спасительницей всего восточного мира, которой предначертано положить конец римскому владычеству и возвысить Азию. Клеопатра как никто другой умела смешивать политику с религией себе во благо.
Марк Антоний вечно спешил с выводами. Устроив Подношения, он во многом выдавал желаемое за действительное. Раздавать земли, в которых правили римские проконсулы, еще куда ни шло. Однако армянский царь был жив, а Парфию только предстояло завоевать. Не говоря уж о том, что двухлетний ребенок не мог править самостоятельно. Блистательная церемония, выдержанная в духе Птолемеева гигантизма, была рассчитана не только на александрийцев. Как бы сильно египтяне ни любили пышные зрелища, им была небезразлична судьба царства и роль Антония при дворе. Для жителей Александрии он был скорее воплощением Диониса, чем римским магистратом. Клеопатра и Антоний стремились не только утвердить новый порядок на покоренном, но не усмиренном Востоке и покарать неверных союзников и сторонников Парфии. Подношения были на редкость внятным посланием Октавиану. Он был приемным сыном Цезаря, но в Египте у Цезаря рос родной сын, законный наследник, будущий властелин бескрайних земель. Послание подоспело вовремя: Октавиан пытался подкупить Артавазда, чтобы свести на нет достижения Антония в Армении.
Хотя Клеопатра и Антоний не обращались к Риму напрямую, все, что мы знаем о Подношениях, стало известно именно оттуда, а потому трудно сказать, что было на самом деле, что домыслили римляне, а что придумали тогдашние пропагандисты. Для послания был выбран сугубо восточный язык. В тридцать четвертом году его уже мало кто понимал. Антонию следовало лишний раз задуматься, прежде чем напоминать всему миру о происхождении Цезариона (в нем не сомневался даже Плутарх). Октавиан счел глубоко оскорбительной саму форму послания. Римлянин не выносил аляповатой символики восточных церемоний и не мог взять в толк, почему триумф должен заканчиваться глупыми представлениями и всеобщей попойкой. Почему вспоминать Юлия Цезаря надо непременно в Александрии? Что за дикая мысль устроить триумф вдали от Рима и его богов? И для чего устраивать столько шума из-за какой-то Армении, если Парфия до сих пор не наказана?
Антоний, напротив, относился к Подношениям со всей серьезностью. Он отправил официальный отчет о церемонии в Сенат. Друзья предупреждали полководца, что его действия могут быть превратно истолкованы. Римляне наверняка обвинят своего соотечественника в «безрассудном и преступном высокомерии», а ведь Цезаря как раз за это и убили. Собираясь поразить согражданам небывалым зрелищем, Антоний забыл, что их зрение устроено по-другому. Блеск золотых тронов запросто мог ослепить жителей Рима. Им было невдомек, как можно оставаться одновременно западным военачальником и восточным монархом. Антоний допустил непростительное смешение смыслов. Если Клеопатра владеет всеми этими землями, что делать римскому политику подле нее? Ведь себе он не присвоил никаких территорий. Длинный титул Клеопатры смущал не только римлян, но и ближайших соседей. Царица занимала особое положение среди римских сателлитов, ее богатство и могущество неуклонно росли. Отношения царицы с Антонием вызывали опасения. С какой стати портрет чужеземки чеканят на римских деньгах? Сегодня диктатор делит с любовницей аверс и реверс одной монеты, а завтра, чего доброго, отдаст ей римские земли.
