Варвара Самсонова - Дочь Сталина
После смерти Сталина стали ходить слухи, что Берия отравил его. Возможно, сыграли свою роль отчаянные вопли Василия при смертном одре родителя, которые всем запомнились:
— Отца убили! Отца убили!
Возможно, эти слухи распространило ближайшее окружение вождя. Много лет спустя после рокового мартовского дня 1953 года Феликс Чуев прямо спросил Молотова:
— Говорят, его убил сам Берия?
— Зачем же Берия? Мог чекист или врач, — ответил Молотов. — Когда он умирал, были моменты, когда он приходил в сознание. Было — корчило его, разные такие моменты были. Казалось, он начинает приходить в себя. Вот тогда Берия держался Сталина! У-у! Готов был…
Не исключаю, что он приложил руку к его смерти. Из того, что он мне говорил, да и я чувствовал… На трибуне Мавзолея 1 мая 1953 года делал мне такие намеки… Хотел, видимо, сочувствие мое вызвать. Сказал: «Я его убрал». Вроде посодействовал мне. Он, конечно, хотел сделать мое отношение более благоприятным: «Я вас всех спас!» Хрущев едва ли помог. Он мог догадываться»…
«Берия, судя по всему, — пишет Дмитрий Волкогонов, — намеревался не только сохранить существовавшее при Сталине положение, но и усилить роль министерства (МВД) при решении внутри и внешнеполитических вопросов. По сути, в его руках находился аппарат, с помощью которого он мог в последующем прийти к власти…»
В «Двадцати письмах» Светлана изливает унаследованную от матери ненависть к Берии в горьких строках, повествующих об очередной низости сподручного своего отца.
«Дом в Кунцево пережил, после смерти отца, странные события. На второй день после смерти его хозяина, — еще не было похорон, — по распоряжению Берия созвали всю прислугу и охрану, весь штат обслуживающих дачу и объявили им, что вещи должны быть немедленно вывезены отсюда (неизвестно куда), а все должны покинуть это помещение.
Спорить с Берия было никому невозможно. Совершенно растерянные, ничего не понимавшие люди собрали вещи, книги, посуду, мебель, грузили со слезами все на грузовики, — все куда-то увозилось, на какие-то склады… подобных складов у МГБ — КГБ было немало в свое время. Людей, прослуживших здесь по десять — пятнадцать лет не за страх, а за совесть, вышвыривали на улицу. Их разогнали всех, кого куда; многих офицеров из охраны послали в другие города. Двое застрелились в те же дни. Люди не понимали ничего, не понимали — в чем их вина? Почему на них так ополчились?..»
«Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза, Совет Министров Союза ССР, Президиум Верховного Совета СССР в это трудное для нашей партии и страны время считают важнейшей задачей партии и правительства — обеспечение бесперебойного и правильного руководства всей жизнью страны, что в первую очередь требует величайшей сплоченности руководства, недопущения какого-либо разброда и паники, с тем чтобы таким образом безусловно обеспечить успешное проведение в жизнь выработанной нашей партией и правительством политики — как во внутренних делах нашей страны, так и международных делах. Исходя из этого и в целях недопущения каких-либо перебоев по руководству деятельностью государственных и партийных органов, Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза, Совет Министров Союза ССР и Президиум Верховного Совета признают необходимым осуществить ряд мероприятий по организации партийного и государственного руководства».
Это постановление совместного заседания ЦК, Совета Министров и Президиума Верховного Совета появилось на страницах «Правды» на другой день после сообщения о смерти Сталина, но составлено оно было накануне этого события, когда Сталин еще был жив, — на всякий случай, так сказать.
На обратной стороне этой страницы газеты опубликованы постановления об установлении саркофага Сталина рядом с саркофагом Ленина, о сооружении пантеона, о трауре — шестого, седьмого, восьмого и девятого марта. Там же извещение комиссии по организации похорон о доступе в Колонный зал и времени похорон, первый репортаж из Колонного зала «У гроба И. В. Сталина».
К тому времени, когда умер Сталин, наблюдая на похоронах зрелище всеобщего горя, Светлана, в сущности, немного знала о той страшной роли, которую он сыграл в судьбах народа. Вокруг нее сгинуло столько близких людей, но это тогда казалось в порядке вещей, происходящее как бы было обеспечено каким-то высшим смыслом. И все же кое-что она знала. Знала, например, о том, как погиб директор еврейского театра Михоэлс.
«В одну из редких встреч с отцом у него на даче я вошла в комнату, когда он говорил с кем-то по телефону. Я ждала Ему что-то докладывали, а он слушал. Потом, как резюме, он сказал: «Ну, автомобильная катастрофа». Я отлично помню эту интонацию — это был не вопрос, а утверждение, ответ. Он не спрашивал, а предлагал это: автомобильную катастрофу. Окончив разговор, он поздоровался со мной и через некоторое время сказал: «В автомобильной катастрофе разбился Михоэлс». Но когда на следующий день я пришла в университет, студентка, отец которой долго работал в Еврейском театре, плача, рассказывала, как злодейски был убит в Белоруссии Михоэлс, ехавший на машине. Газеты же сообщили об «автомобильной катастрофе»…
Он был убит, и никакой катастрофы не было. «Автомобильная катастрофа» стала официальной версией, предложенной моим отцом, когда ему доложили об исполнении… У меня стучало в голове. Мне слишком хорошо было известно, что отцу везде мерещатся «сионизм» и заговоры. Нетрудно было догадаться, почему ему «докладывали об исполнении».
«Он был озлоблен на весь мир и никому не верил. «У тебя тоже бывают антисоветские высказывания», — сказал он мне тогда совершенно серьезно; я стала избегать встреч с ним, да и он к ним не стремился…
Зимой 1952/53 года мрак сгустился до предела. Уже были арестованы, по обвинению в «сионистском заговоре», жена Молотова Полина, бывший замминистра иностранных дел С. Лозовский, академик Лина Гтерн и многие другие. Состряпали «дело врачей», которые якобы состояли в заговоре против правительства…
Ко всему безумию добавлялось еще бряцание оружием. Из-за пустякового повода посол США Джордж Кеннан был выслан из Москвы. Один полковник, артиллерист, товарищ моих братьев, доверительно сказал мне в те дни: «Эх, сейчас бы самое время начать, чтобы отвоеваться, — пока жив твой отец. Сейчас мы непобедимы!» Об этом жутко было подумать всерьез, но, очевидно, такие настроения были и в правительстве.
И тогда умер мой отец. Молния ударила в самую вершину горы, и раскаты грома прокатились по всей земле, предвещая теплые ливни и голубое, чистое небо… Все так ждало этого чистого безоблачного неба без нависших над головой свинцовых туч. Всем стало легче дышать, говорить, думать, ходить по улицам. В том числе — и мне» («Только один год»).
