Аркадий Арканов - Вперёд в прошлое
Второй случай моего «узнавания» произошел в 2004 году в США. Многие коренные американцы находят во мне сходство с прекрасным американским артистом Брюсом Уиллисом. Мне это чрезвычайно приятно, хотя, честно говоря, не знаю, чем мы похожи. И вот в том самом году в Сан-Франциско проходила международная конференция на тему оказания помощи жертвам мирового террора. Меня пригласили принять участие. Естественно, не для того, чтобы посмешить, а для того, чтобы я высказал свою точку зрения. Перед началом конференции я сидел в кафе и пил кофе. В течение всего моего «кофепития» с меня не сводила изумленных глаз пожилая американка. Наконец я встал, подошел к ней и спросил (по-английски, конечно): «Что ты на меня уставилась?» – «Ты Брюс Уиллис!» – восторженно произнесла она. «Нет, – сказал я. – Я не Брюс Уиллис». – «А кто же ты?» – изумилась она. «Я его отец», – сказал я. «А сколько ж тебе лет?» – не менее изумленно спросила она. «Девяносто четыре», – ответил я. «Надо же! – произнесла она с некоторой завистью в голосе. – А выглядишь на семьдесят!»...
Я спокойно отношусь к такой популярности, но знаю кое-кого из тех, что изо всех сил лезут на глаза людям, испытывая почти оргазм, когда их узнают. Хотя, конечно же, приятно, если тебя вдруг узнают в общественном месте и при этом не отворачиваются с отвращением...
На сорок четвертом «ходу» моей жизненной партии судьба в лице Василия Аксенова предложила мне вариант, по которому я пошел, не задумываясь о последствиях, о вероятных жертвах в процессе развития этого варианта. Меня сразу привлекли красота, чистота, острота и сопричастность выдающимся деятелям нашей литературы. Все, что произошло потом, образовало одно понятие, именуемое словом «Метрополь». Сразу прошу ставить ударение в этом слове на первом «о» и не путать с рестораном «Метрополь», где ударение ставится на втором «о»...
В один из дней приблизительно середины 1977 года в Центральном доме литераторов ко мне подошел Вася Аксенов, который для меня, и не только для меня, был безусловным лидером молодой советской литературы. Я очень дорожил нашими приятельскими отношениями (и дорожил ими до самой его смерти), хотя прошедшие годы и разводили нас географически... Так вот, Вася подошел ко мне и сказал: «Арканыч, мы готовим сборник произведений, которые по тем или иным причинам у нас не публикуются. Этот сборник мы передаем в ВААП (Всесоюзное агентство по авторским правам), и они предложат его для публикации за границей...»
Надо сказать, что ВААП тогда (конечно, не по собственной инициативе) изредка проводил хитрые проститутские акции: отдельные произведения или пьесы отдельных прогрессистов, «завернутые» по политическим и цензурным соображениям в СССР, продавались на Запад. ВААП получал за это валюту, какие-то крохи скидывал авторам, и таким образом убивались два зайца: с одной стороны, можно было демагогически орать на весь мир – мол, какая у нас свободная литература, а с другой стороны, сгребалась какая-никакая валюта.
Аксенов назвал мне еще около дюжины имен, быть в числе которых всегда казалось мне большой честью. Были среди них Анатолий Гладилин и Фазиль Искандер, Георгий Владимов и Владимир Войнович, Белла Ахмадулина и Юнна Мориц, и Евтушенко, и Вознесенский, и Высоцкий, и Битов, да и многие другие были там. И вот через несколько дней я передал Васе рукописи двух моих (на то время лучших) рассказов: «И снится мне карнавал» и «И все раньше и раньше опускаются синие сумерки»...
Отдал и отдал. Не ожидал, не интересовался и не нервничал – не было оснований. Месяца через три Вася, Фазиль Искандер и Женя Попов показали мне отпечатанный экземпляр увесистого красивого сборника, в котором стояли и два моих рассказа. Не скрою – мне это было очень приятно и лестно.
В начале 1978 года я возвратился в Москву из длинной поездки по Сибири, и кто-то из моих друзей взволнованно сообщил: «Аркан! Тут такая история завернулась! По «Свободе» передавали твои рассказы из «Метрополя»! И по «Немецкой волне»! Уж не знаю, поздравлять или сочувствовать!»
После этого стали звонить многие. Кое-кто предупреждал о возможных неприятностях...
Неприятности последовали очень быстро. Появились гневные публикации в прессе, состоялся пленум Союза писателей СССР, который дал однозначную оценку альманаху «Метрополь» как предательской, антинародной и антисоветской акции группы «так называемых» молодых писателей. Вроде бы я стал одним из «героев», но в то же время почувствовал себя немножко муторно: последствия могли быть весьма тяжелыми и для меня, и для моего сына, которому тогда было одиннадцать лет. В прессе появились угрозы: исключить всех участников из Союза писателей, выслать к чертовой матери из страны, посадить...
В Центральном доме литераторов стало довольно противно появляться – указывали пальцами, подходили в пьяном и трезвом виде, особенно правоверные писатели, говорили: мол, как ты мог, с кем ты связался и т.п. Некоторые начали обходить стороной... Кое-кто втихаря поддерживал... Кое-кто говорил, что историю с альманахом не поддерживает, но разнузданное улюлюканье в наш адрес не одобряет.
Я не понимал только одного: почему разразился такой дикий политический скандал, если предполагалось передать альманах за границу официально? Вася Аксенов сказал мне, что ВААП потребовал исключить из состава участников двоих: писателей Юза Алешковского и Фридриха Горенштейна. «Мы категорически отказались, – сказал мне Аксенов, – а пока ВААП настаивал, а мы упирались, экземпляр альманаха каким-то образом оказался переданным за границу...»
Каким образом «Метрополь» попал на Запад, я до сих пор не знаю и не имею на этот счет ни одной версии... Говорили, что это постарался КГБ, чтобы инспирировать скандал и подзавернуть гайки. Говорили, что это дело рук инициативной группы альманаха, чтобы заработать себе политические очки на Западе... Всякое говорили. Но факт оставался фактом: «Метрополь» попал за границу, и началась травля... Участников по одному вызывал к себе руководитель Московского отделения Союза писателей Феликс Кузнецов и обрабатывал, призывая к покаянию и отречению. Никто не покаялся и никто не отрекся. Я по своей всегдашней наивности дал-таки маленькую слабину... Кузнецов сказал, что без моего ведома никто не имеет права публиковать мои произведения ни в СССР, ни на Западе (вот какие мы демократы!), и попросил меня написать бумажку, что я против публикации моих произведений без моего ведома. Честно говоря, я думал, что все написали такие бумажки. В этот же день мне объяснили, что Феликс просто меня на...бал и теперь будет козырять моим заявлением... К тому времени уже исключили из союза двух замечательных писателей – Витю Ерофеева и Женю Попова, принятых в союз за семь месяцев до того. Причина была ясна: оба – участники «Метрополя». Мы все подписали письмо протеста против этого решения и развязанной в отношении нас травли. Увидев среди подписей и мою, Кузнецов пришел в ярость, поняв, что я остался по ту сторону баррикад. А ведь было время, когда Феликс считался очень прогрессивным и демократически настроенным литературным критиком... На крайние меры пошли двое из нас: Инна Лиснянская и Семен Липкин. Они добровольно, в знак протеста, вышли из Союза писателей. Лидеры альманаха на это не пошли и мне не посоветовали...
