Аквариум. Геометрия хаоса - Кушнир Александр Исаакович
После этих слов я задумался о порядке действий. Для начала надо было внимательно переслушать демо «Навигатора». Вместе с «Костромой» это был уже третий диск, сфокусированный вокруг эстетики «Русского альбома». Опять у Бориса наблюдались переизбыток вальсов и минимум драйвовых номеров. Оставалось лишь уповать на то, что «акулы пера» не заметят пересечений между «Таможенным блюзом» и концертным боевиком «Козлы», исполнявшимся в 1986 году.
«Я боюсь, что у меня все блюзы похожи на “Козлов”», — как-то в порыве откровения признался Гребенщиков.
Вскоре идеолог «Аквариума» привёз из Лондона полностью отмастеренный альбом. Мои надежды на качественное студийное сведение оказались небеспочвенными.
«Несмотря на некоторую нервозность, конечный результат оказался в пользу концепции Гребенщикова, — соглашался со мной Сакмаров. — Начались радиоротации, посыпались приглашения на концерты в России и Европе. Удивительное сочетание английской сдержанности и русской “разорви рубаху на груди” впервые вывели “Аквариум” на мейнстримовый уровень в массовом сознании».
Последствия не заставили себя ждать. Билеты на три московские презентации «Навигатора» были раскуплены задолго до события: организаторам пришлось в пожарном порядке делать дополнительное выступление. При поддержке «Европы Плюс» песни «Голубой огонёк» и «Три сестры» стали ротироваться на радио, вот-вот должен был появиться видеоклип «Гарсон № 2».
В итоге всего за несколько дней в России было продано десять тысяч экземпляров «Навигатора», а ещё через неделю на оптовых складах не осталось ни одного компакт-диска из двадцатитысячного тиража. Кассет разошлось в несколько раз больше, и для 1995 года это были неплохие показатели.
Ровно через месяц, обедая в клубе «Московский», Гребенщиков не без удивления листал составленную мной толстую папку с материалами про альбом «Навигатор». Это был, наверное, первый пресс-клипинг в истории «Аквариума», который Борис держал в руках. Понимая торжественность момента, мы оба молчали. Помню, что расположенная в хронологическом порядке подборка делилась на пять типов: анонсы концертов в Горбушке, развернутые интервью, аналитические материалы, англоязычная пресса и, наконец, рецензии на «Навигатор».
«Спасибо за пять звёздочек», — улыбнулся Борис Борисович, разглядывая сквозь стильные очки от Armani мою рецензию в газете «Известия».
«Не за что, — недовольно проворчал я. — Там изначально было четыре звезды, а пятую дорисовали прямо на вёрстке. По-видимому, это сделали твои фанаты-дизайнеры».
СЮЖЕТЫ
«Я чувствую время, одержимое хаосом… Мне не хочется сейчас делать мягкую расслабленную музыку, потому что я не в ладах с тем, что происходит, и не в ладах довольно сильно».
Спустя несколько месяцев «Аквариум» опять ринулся в Лондон — записывать альбом «Снежный лев». Студия была той же, и местные волшебники не изменились: Кейт Сент-Джон, Дэйв Мэттэкс и Джерри Бойз. Запись прошла легко и быстро — все в Livingston Studio друг друга прекрасно понимали. Но из Англии группа вернулась с потерями — там с мутными бытовыми перспективами остался жить Саша Титов. О своём решении он сообщил в последний день сессии.
Для всех этот факт оказался полной неожиданностью. Через несколько дней мы с Гребенщиковым и Липницким встретились в Москве и попытались составить «заявление для прессы». Но дальше предварительных набросков дело не пошло. Всю ночь мы просидели в клубе «Сохо», пили сухое вино, а потом по-дзенски решили: пусть всё плывет по течению. Никаких заявлений, никаких интервью. И под утро разъехались по домам.
Видимо, этот мозговой штурм и какие-то мои идеи произвели определённое впечатление на Липницкого. Он организовал ещё одну встречу с БГ, где от лица «Аквариума» предложил поработать с прессой по «Снежному льву», который должен был выйти на компакт-дисках и кассетах. «Сколько это будет стоить?» — доброжелательно спросил Борис, чем сильно меня смутил. Я не представлял, как буду принимать купюры из рук Гребенщикова. И после паузы я предложил несложную схему: «Давайте сделаем так… Я буду по мере сил вам помогать, а дальше посмотрим». Глядя на просветлённые лица небожителей, я понял, что угадал. Похоже, что это был единственно правильный ответ.
В процессе дальнейшей беседы я узнал несколько новостей. Из группы ушли Вихарев и Рацен, зато закрепился скрипач Андрей Суротдинов, которого порекомендовал Решетин. Кроме того, в «Аквариуме» поменялся директор — место Гольда занял Стас Гагаринов, который увлекался модной электронной музыкой: Трики, Massive Attack, Chemical Brothers. Какие подводные камни таились в этих переменах, я старался не вникать. Других забот хватало.
Но на этом сюрпризы не закончились. Параллельно выяснилось, что новый альбом записывался «Аквариумом» «за свой счёт». И приглашённые на сессию английские музыканты работали в долг. Знали, что БГ не подведёт — когда будет возможность, обязательно рассчитается.
«Со спонсорами “Навигатора” мы получили такую головную боль, что больше возвращаться к этому вопросу мне бы не хотелось, — признавался Гребенщиков. — Это было одноразовое сотрудничество, и сегодня группа никому ничего не должна. Самое смешное, что мы до сих пор не получили ни копейки».
«Об этом лучше не говорить, — перебил его Липницкий. — Это не укрепляет имидж группы».
«А как ты видишь концертную деятельность “Аквариума” после ухода Тита?» — чтобы разрядить обстановку, я задал невинный, как мне казалось, вопрос. Абсолютно не предполагая, какой взрыв эмоций за ним последует.
«После тяжёлого концерта в Челябинске, когда я слёг, скажем так, с нервным истощением, а нашему роуд-менеджеру вырезали половину желудка… — начал свой монолог БГ. — Почему? От переутомления. Сейчас в России резко изменился климат. Для меня 18 декабря 1995 года, когда выбрали коммунистов, в небе что-то изменилось. То, что называется Небесная Россия. И то, в какую сторону это изменилось, вызывает у меня физическое отвращение. И я, честно говоря, в такой России играть не хочу и не буду. До тех пор, пока не определится моё отношение к этой ситуации.
А пока то, что я вижу — когда алкаш-президент в состоянии клинического запоя отдаёт приказы убивать собственных граждан, хладнокровно не замечая этого — полностью подтверждает, что в Челябинске я был прав. Это случилось на следующий день после выборов, и у меня на сцене был сердечный приступ. После концерта меня унесли, хотя я постарался доиграть. Знаешь, Тит свалил вовремя. Вместе с нами он создавал новую главу — и вот, она закончена. У нас был замечательный период — четыре года полного бардака. Сегодня этот этап для меня закончился. Поэтому я не спешу с поисками музыкантов, поскольку хочу определиться со своим отношением к происходящему. А отношение будет — не мира, но войны… Сейчас наступает время окопной войны».
На следующее утро мы направились на переговоры в «Триарий». В итоге вместе с лейблом решили, что «Снежный лев» выйдет в апреле, а его презентация состоится в концертном зале «Россия».
«Как бы это цинично ни звучало, у нас вчера происходила мини-репетиция пресс-конференции», — грустно сказал я, возвращаясь к монологу БГ о ситуации в стране. «Да, да, — задумчиво пробормотал Борис. — Но пресс-конференция будет не раньше чем в апреле. Через месяц-полтора, и я надеюсь, уже многое выяснится. И тогда я буду полностью готов».
На следующий день Гребенщиков улетел в Катманду — приводить в порядок душевное равновесие. А у меня появилось время подумать и осмыслить происходящее. Надо признаться, что исчезновение Тита оказалось ударом, поскольку за неделю до записи «Снежного льва» он сидел у меня на Шаболовке и давал интервью для «100 магнитоальбомов советского рока». При этом философски рассуждал о том, что «нужно жить одним днём», и непрерывно пил водичку, утверждая, что минералка очищает организм от шлаков.
