Вадим Пигалев - Баженов
Российскую императрицу не могло сие не тревожить, так как продолжали поступать сведения о том, что цесаревич Павел не прекращает свои тайные связи с берлинскими масонами и, по сути дела, проводит самостоятельную международную политику. Распространились даже слухи, что Павел с помощью масонов готовит план раздела России на зоны орденского влияния. Как показало следствие, в масонство оказались втянутыми не только наиболее богатые люди, но и представители духовенства, а также влиятельные чиновники, в том числе состоящие на службе при дворе, в императорском совете, Государственной коллегии иностранных дел, в тайных экспедициях. Барсков, автор предисловия к книге «Переписка московских масонов XVIII века», оправдывая благие порывы наиболее честных русских масонов, в то же время замечал: «В конце 70-х гг., после Пугачевского бунта, в Москве пошли толки о тайных масонских собраниях с участием знатных вельмож, недовольных правлением императрицы и близких к меньшому двору (Павла). В следующем десятилетии масоны выступили публично с явным стремлением все захватить в свои руки — управление, суд, школу, печать, благотворительность. Правительство и общество насторожились». Далее Барсков замечает: «В эту толпу русских бар, политиков, мечтателей, мистиков, филантропов, педагогов и книголюбцев проникли немецкие «братья» разных «систем» с их политическими и корыстными целями». Барсков внимательно изучил дневник барона Шредера, тайную переписку берлинских розенкрейцеров и пришел к выводу, что русские «братья» «стали жертвами политической интриги, которую затеяли немецкие обскуранты, переодевшись по тогдашней моде в масонский наряд».
В 1792 году 18546 экземпляров книг, найденных Прозоровским на складах московских типографий и у разных книготорговцев, признали вредными. Почти все эти книги по приказу Екатерины были уничтожены, ибо «сеяли колобродства» и направлены «супротив правословия». Втом же году были приняты строгие цензурные меры, чтобы впредь такие книги не выходили. 20 мая 1792 года князь Прозоровский писал Екатерине: «Осмеливаюсь всеподданнейше просить Вашего Величества, чтобы повелеть изволили положить границы книгопродавцам книг иностранных и отнять способы еще на границах и при портах подобный сему книги вывозить, а паче из разстроенной ныне Франции, служащие только к заблуждению и разврату людей, не основанных в правилах честности. Я хотя все меры к этому взял, но довольно способов не достает совершенно сие удержать без генерального учреждения потому, что они (книгопродавцы) таковыя книги продают скрытно, а тем вводят многих более в любопытство их покупать и платить гораздо дороже, как за публично продаваемый книги; и без ошибки сказать можно, что все, какие только во Франции печатаются книги, здесь скрытно купить можно».
Предложения Прозоровского приняты к сведению. Цензурным комитетам вменили в обязанность контролировать ввоз литературы, особенно масонской, и давать удостоверения, чтобы в таких-то «сочинениях или переводах ничего З. Божию, правилам государственным и благонравию противного не находится».
Указ о «генеральном учреждении» цензуры датирован 16 сентября 1796 года. Это последнее распоряжение императрицы.
В том же году, 6 ноября, Екатерина II скончалась.
На следующий день после смерти императрицы Павел освободил Новикова, удостоил его аудиенции. Помилованы и другие масоны. Некоторые из них приближены ко двору, как, например, С. И. Плещеев, князь Куракин, князь H. В. Репнин; высокие назначения получили Лопухин и Трубецкой, они стали сенаторами. Директором Московского университета назначили ранее опального Тургенева.
Многим казалось, что мечта масонов — иметь в лице императора своего покровителя — сбывается.
МИХАЙЛОВСКИЙ ЗАМОК
«При сем строении можете употребить коллежского советника Никифора Пушкина и архитектора Соколова с подлежащим числом помощников и каменных мастеров; действительный же статский советник Баженов должен иметь наблюдение, чтобы строение производимо было с точностью по данному ему плану» — так говорилось в указе от 28 ноября 1796 года.
Павел давно задумал построить себе внушительный замок и назвать его Михайловским. Были отпущены деньги, учреждена строительная экспедиция во главе с тайным советником В. С. Поповым.
Баженов работал урывками: болели глаза. Ему помогал сын, Владимир, рано проявивший склонность к архитектуре.
— А будет ли довольна высокая особа, — интересовался Владимир, старательно прорисовывая наброски отца и исправляя кривые линии, — что все фасады замка отличия друг от друга имеют? Конечно, вкус имущий, может, сие и оценит. Но…
— Возможно. Но такова, сын мой, традиция русских, имущих в архитектуре свой вкус, а не чужой. Так зачем же мне иные мерки? Ведь я русскую землю своими художествами отягчаю, она и судья мне, а не оная особа. Когда пройдут многие лета, то не Павла вкус оценивать будут, а мой, баженовский.
В январе 1797 года Баженов выехал в Москву. Ему было велено проследить за строительством церкви в имении Безбородко. Поэтому присутствовать на торжествах по случаю закладки Михайловского замка зодчему не пришлось. Торжество состоялось 26 февраля 1797 года. Закладка дворца сопровождалась традиционными церемониалами: процессии, выступления, положение в основание памятной доски и яшмовых камней в форме кирпича, орудийные залпы и т. п.
Работы на строительстве дворца велись почти круглосуточно. Наследник престола велел одновременно вести инженерные работы. Он задумал построить дворец в виде крепости. Вокруг него возводили высокую каменную стену, создавали специальные посты для караула, платформы для пушек, рыли водные рвы, строили подъемные посты.
В связи с болезнью и занятостью Баженов бывал на строительстве редко: торопился осуществить свои новые замыслы хотя бы на бумаге, так как много времени уходило на академическую работу, да и здоровье все больше пошаливало.
В масонских ложах в этот период Баженов почти перестал бывать. Его туда, собственно, не очень-то и звали. Видимо, выполнив в свое время миссию посредника между масонами и Павлом, зодчий перестал представлять интерес для «братьев». В этот период не испытывал к ним особой тяги и сам архитектор, так и не сумевший за все эти годы ответить на вопросы: чего хотят масоны? Почему и от кого они таятся? Зачем веру православную заменить пытаются своею? Почему так ревностно почитают каббалу и авторитет заморских гроссмейстеров, не замечая мудрости российских добродетелей и не видя средь них пророков?..
К сентябрю Баженов почувствовал себя плохо. Какая-то странная болезнь, быстро убивающая человеческие силы, прокралась в его организм. Зодчий пишет завещание, в котором сам себе ставит диагноз и излагает суть недомогания: «…По причине мозговой в голове моей болезни, которую я начал чувствовать уже давно, и по многим трудам и печалям мира сего, приступила болезнь, называемая водяная, — это предвещатель должного в коротком времени быть разрушения тела моего, хотя же оная болезнь может еще стараниями человеческими быть пресечена, но лета же мои удручили весь состав костей и тела моего, что есть несомненное доказательство, что мне должно готовиться предстать на суд господен…»
