Збигнев Войцеховский - Раневская, что вы себе позволяете?!
Как же можно так следить? Как можно так не доверять? Что здесь такого страшного — мужчина зайдет в ресторан?!
На это негодование мужчины-рассказчика Фаина Раневская буквально взорвалась. К черту такую мужскую солидарность, кричала она. Неужели мужчины не видят, чем кончается вот такое увлечение спиртным, накачивание себя прямо с утра? Сколько талантливых, интеллигентных, одаренных стали жертвой этой самой пагубной страсти? Каким джентльменом, каким талантищем был Юрий Олеша — и что с ним стало, где он? Разве же не водка тому виной, вопрошала Раневская. А Валентин Стенич, полиглот, свободно владевший английским и французским, душа компании, весельчак, поэт! Где он? Что с ним? Разве же не могли удержать его друзья, уже видя, как стремительно приближается его жизнь к той черте, после которой нет возврата?
«Вот она, та солидарность, которая на самом деле является подталкиванием в спину стоящего над пропастью».
Пазл 42. Как дети
Игра — слово для детского лексикона, игра — это основное занятие детей. Если взрослые играют — они должны быть где-то там, глубоко или не глубоко в душе, настоящими детьми. Чем талантливее актер, тем больше он в жизни ребенок.
Раневская была такой во многом. В своей неустроенности в быту, в неумении вести финансовые дела. А еще — в чисто детской обидчивости. В этой вот непосредственности ожидания похвалы — от рядом с тобой играющих старших коллег, восхищения — от молодых.
Однажды, когда после финала спектакля упал занавес, Фаина Раневская, как обычно, сказала со вздохом, что вот, дескать, сегодня что-то совсем не шла игра, кажется, сыграла просто отвратительно.
И тут неожиданно один из молодых актеров, игравший в этом же спектакле с Раневской, невозмутимо, с такой легкой ноткой осуждения подтверждает ее слова: «Да уж, сегодня Вы наговнячили».
Только один раз Раневская вспомнила об этом случае. «Сама не знаю, как я тогда удержалась. Но я готова была броситься на него и надавать по морде: сильно, пощечинами, чтобы голова болталась в разные стороны».
Пазл 43. Терпкость
Однажды Фаину Раневскую пригласил на свою дачу в числе других актеров Алексей Толстой. То время было очень голодным — война еще не закончилась, карточная система. Но у Алексея Толстого, как одного из главных «правильных» писателей государства, обласканного властью, проблем с продуктами не было. Была и баранина на столе, и котлеты из настоящей свинины…
Выпивая, Алексей Толстой предложил тост за талант Раневской, назвав этот талант неожиданным для самой Фаины Георгиевны словом «терпкий». Она удивилась, спросила его, когда покинули стол: почему так? На это Толстой ответил, что терпкость — это свойство запаха и вкуса, которое нельзя очень долго забыть, оно буквально преследует тебя долгое время, и лишь что-то похожее сможет спустя время перебить его. Вот так получилось и с недавним спектаклем, в котором Раневская играла одну старуху.
«Посмотрел спектакль, возвращаюсь домой — а старуха Ваша стоит перед глазами. Пришел к себе в кабинет — а она там. Вот буквально даже запах от нее как будто слышу. Сидит где-то в уголочке, смотрит, как я пишу, кофий пью… И так, не поверите, почти целую неделю: что ни делаю, везде мне Ваша старуха мерещится», — признался Алексей Толстой. «Вы не актриса, Вы — актрисище!» — уверенно добавил он.
Пазл 44. Риск
Фаина Раневская жила в то время, когда сжигали книги. Не так открыто, как это делала Германия в 30–40-х годах минувшего столетия, не на площадях, а тайно, в кочегарках, не разрешая истопникам даже развязывать мешки.
В мешках были книги. Там были поэты. Те, кто вдруг объявлялся врагом народа этой страны.
У Раневской было немало таких книг, которые, найди их у нее, стали бы основанием для ареста. Некоторые книги были переписаны ее рукой в тетрадки. Так было со стихами Саши Черного — отдельная толстая тетрадь. Еще в далекие 30-е годы она, вздрагивая от каждого шороха за дверью, переписывала их.
Зачем? Зачем было рисковать, если этот вот «самиздат» приравнивался к книгам и статьям злейшего врага советского государства Троцкого? Ведь ко всему прочему появился и новый ярлык: «внутренний эмигрант», то есть такой человек, которого можно было обвинить в симпатиях к эмигрантам, к готовности самому эмигрировать. Пойди докажи, что у тебя внутри совсем иное!
Так зачем было рисковать?
Потому что эта была поэзия. Это было искусство.
Однажды к одному актеру, хорошему знакомому Раневской, пришли по доносу: бдительные соседи донесли, что из квартиры актера по ночам они слышат пение «проклятого эмигранта Шаляпина»! На Лубянке актера спасло только то, что он готовился играть в спектакле роль следователя, который разоблачает врагов народа. И вот слушал голос Шаляпина, чтобы угадать, запомнить те нотки, которые бы раскрывали в этом артисте его настоящую «подлую сущность».
Фаина Раневская держала у себя «самиздат» Саши Черного и другие запрещенные в стране книги и по той причине, что она черпала оттуда настоящие чувства и эмоции той поры, что помогало ей самой потом максимально правдиво передать своей игрой атмосферу того времени.
«Они дают мне интонацию и характер», — признавалась она.
Знала, что может быть не просто наказана, но осуждена на долгие годы тюрьмы. И все равно хранила…
Пазл 45. Возраст
Фаина Раневская, как и все женщины, любила кокетничать, особенно в вопросах своего возраста. Что ни говорите, а внешность для актрисы-женщины значит очень многое. Очень часто в ответ на похвалу — как она здорово играла, как держится на сцене, как удивительно энергична, молода ее героиня, Раневская отвечала со вздохом, что, дескать, не знаете вы, какого труда это мне, старой, больной, стоит. Вот однажды прямо на сцене упаду и не встану.
Однажды после спектакля к ней в гримерную пришел старый (действительно старый) театровед. Хвалил актрису, рассыпался в комплиментах. В ответ, как обычно, Раневская стала рассказывать о своем слабом здоровье и весьма немалом возрасте. Ей в то время было шестьдесят.
Помилуйте, улыбнулся театровед и добавил: дай-то Бог иным выглядеть так в их возрасте, как выглядит сейчас Фаина Раневская.
Фаина Георгиевна, не будь она женщиной кокетливой, тут же поинтересовалась: а на сколько лет она выглядит?
Старичок вдохновенно ответил: на семьдесят!
Раневская опешила и прикусила язык. И, нужно отдать ей должное, никогда больше своим возрастом не кокетничала.
