Дитрих Айгнер - Франклин Рузвельт. Уинстон Черчилль
Все же его решительное выступление за интервенцию было, без сомнения, вызвано совершенно другими мотивами. В качестве министра вооружения он безоговорочно поддерживал принятые союзниками меры по созданию нового восточного фронта путем направления войск, воинского снаряжения в Мурманск, Архангельск и Владивосток и при этом приводил общественности в качестве аргументов то, что большевики, заключив с немцами сепаратный мир в Брест-Литовске, нанесли предательский удар кинжалом в спину союзников. Все же для антибольшевистского «крестового похода» лозунг о «русском предательстве» выглядел весьма бледным; он стал совсем прозрачным, когда в ноябре 1918 года наступило перемирие, и едва ли можно было опасаться возобновления боев. Лишь с этого мгновения Черчилль становится лично ответственным за военные действия против России. Ибо к тому времени, когда демобилизация британских вооруженных сил вошла в свою колею, военный кабинет решает оставить британские соединения на севере России и начать морскую операцию на Балтийском побережье. Черчилль самым решительным образом поддержал это принятое в ноябре 1918 года решение и соблюдал его и тогда, когда Ллойд Джордж после некоторого колебания стал все более дистанцироваться от него и вскоре занял позицию, направленную явно против интервенции. В данной ситуации обнаружилось, насколько слабым и непрочным был этот кабинет и как мало удалось сделать премьеру, чтобы преодолеть сильный консервативный элемент. Консерваторы были далеки от ясного представления о том, как в данной ситуации должны были действовать Англия и союзнические государства; находя поддержку как во внешнеполитических, так и во внутренних вопросах, они стали сторонниками лорда Бальфура, который считал, что наибольшая и самая вероятная опасность для будущего Англии заключается в немецко-русском союзе. Предотвращение альянса этих государств должно было стать высшей целью британской государственной политики. Исходя из этого, стоило бы в дальнейшем оказывать поддержку силам в России, дружески расположенным к западным державам.
Не подлежит никакому сомнению, что отношение Черчилля к интервенции в Россию определялось в значительной степени чувствами ненависти и отвращения к большевистской теории и идеологии насильственного свержения власти. Его оценки «нового варварства, этой доктрины недочеловека», являющейся не политикой, а болезнью, не верой, «а эпидемией», «философией ненависти и смерти», единственными результатами которой являются голод и хаос, нищета и безнадежность, в действительности являются очень наглядными и по убедительности могут превзойти любого антибольшевистского агитатора. Было очевидно, что он видел в коммунизме «чумовую заразу», которая «разрушает душу и дух целых народов» и распространение которой на западные страны, а в особенности на Англию и ее империю, представляет непосредственную опасность. Несмотря на это, нельзя не видеть того, что Черчилль учитывал и другие точки зрения и всегда видел проблемы России в связи с таким очагом опасности, как Германия. Так же, как и министр иностранных дел Бальфур, он верил в неизбежность немецкого военного реванша. Слишком мощно стал проявляться в Германии рост военных сил, слишком внезапно и немотивированно, по его мнению, наступило поражение немцев, чтобы этот воинственный народ удовлетворился вердиктом истории об исключении его из круга великих держав. Этот народ, считал он, предпримет новую попытку вернуть себе прежнее положение, выберет момент, когда фронт победителей будет непрочным, и тогда возобновится товарищество, которое было основано Лениным и Людендорфом в 1917 году. Этого часа Англия должна опасаться. Пока России удается оставаться вне пределов досягаемости западных держав, остается выдвигать лишь один лозунг: «Мир с немецким народом, война с большевистской тиранией!»
Здесь следует не выпускать из вида следующие моменты: чрезвычайно неясное, шаткое положение Германии в 1919 году, удачные поначалу попытки ввести в Баварии и Венгрии режим Советов по российскому образцу, присутствие на русской земле сильных антикоммунистических армий и их зависимость от западных поставок, не в последнюю очередь назревающие революционные беспорядки в среде рабочего класса западных стран. Ясно, что лозунг Черчилля, его требование «заключить мир с немецким народом» был непопулярен в Англии, что он уже по этой причине выступал в кабинете в противоположном ключе. Поддерживая «дружески настроенную Россию» и сильную Польшу, он не забывал напомнить о «немецкой опасности»; в принципе это были лишь разные стороны одной и той же медали; для Черчилля русский вопрос был неразделимо связан с немецким. В этом он всегда оставался совершенно последовательным, невзирая на то, что вынужден был два раза сделать оборот вокруг своей оси: Англия ни при каких условиях не могла допустить, чтобы русские и немцы объединились и выступали совместно.
В 1919 году Черчилль еще делал ставку на поддержку немцев, чтобы лишить их тяги к большевизму и склонить к роли «оплота западного мира», «санитарного кордона». «Германию, — писал он 23 ноября 1919 года, — не следует теснить дальше на восток все более жесткими репарационными требованиями, так как на востоке она может найти все, в чем нуждается. «Лига побежденных народов» вполне может замыслить войну; поэтому, применяя высочайшую бдительность, надо предупредить опасность альянса между русскими и немцами; мы должны непрестанно наблюдать за Германией, в военном плане держать ее под контролем и с помощью экономических поощрений опять ввести ее в содружество европейских народов». «Немцам, — писал он спустя восемь месяцев под впечатлением поражений поляков в войне против Советов, — открыт путь к покаянию за преступления в мировой войне, они должны образовать защитный вал, охраняющий мирную, законопослушную, упорядоченную жизнь от потока варварства, который ударит сейчас на востоке. Оказывая таким образом себе и своим противникам на западе услугу, продиктованную не военной авантюрой, а жаждой славы, они, без сомнения, сделают большой шаг по пути к собственному освобождению». Именно в Германии усмотрели позднее в этих словах скрытый призыв к крестовому походу против большевизма, хотя в других обстоятельствах Черчилль упоминал об «упущенном Германией шансе» прийти в 1917–1918 годах к компромиссу с западными державами за счет «жалкой России». Даже в своей «примирительной» версальской фазе Черчилль последовательно выступал противником военно-политического укрепления Германии.
Впрочем, военная помощь с третьей стороны в течение длительного времени казалась ему чрезвычайно необходимой. В оценке силовых соотношений «белых» и «красных» он придерживался совершенно необоснованного оптимизма; снова и снова он предсказывал окончательную победу Колчака или Деникина и еще 21 октября 1919 года видел «убедительные основания для предположения, что русский народ в короткий период положит конец большевистской тирании». И здесь проявился его недостаточный глазомер в оценке противника и в оценке сил, необходимых для действия. Точно так же, как и при Дарданелльской операции, не хватало решительной поддержки со стороны союзников. Ллойд Джордж был приверженцем принципа невмешательства, и в этом вопросе скорее был близок к своему противнику. Кабинет поддерживал Черчилля очень нерешительно и, несмотря на общую усталость от войны, принимал во внимание в основном финансовые соображения; британское рабочее движение, профсоюзы и часть либералов боролись под лозунгом «Руки прочь от России!» и против Черчилля, как вдохновителя интервенции; их воинственность вынуждала консерваторов держаться замкнуто. В конечном результате стало ясно, что британская поддержка ограничивалась в основном денежными пособиями и материальными поставками и что вместо регулярных соединений в Россию отсылались добровольцы, численность которых была значительно ниже той, которую ожидал Черчилль. В ноябре 1919 года, несмотря на протест Черчилля, кабинет принял постановление об отводе британских соединений и приостановке какой-либо поддержки белым, оставленным на милость военного счастья. Никакая помощь не оказывалась даже тем, кто спасался бегством от Красной Армии. Британский государственный разум требовал нового отношения к победоносной Советской власти, и в то время как Черчилль еще и в 1920 году старался обеспечить хотя бы польскую армию оружием и боеприпасами для наступления на Украине, Ллойд Джордж одновременно вел переговоры с Советами о заключении первого торгового соглашения.
