Дэйв Кинг - King of Russia.Один год в российской Суперлиге
Эпилог
1 июня
Казань, с моим старым другом Зинатуллой Билялетдиновым за скамейкой и Фредди Брэзуэйтом в воротах, стала чемпионом Суперлиги. Через две недели после того, как мы с Линдой вернулись домой, они вынесли Омск в три матча. Омск, как мне рассказали, после нас был никакой; они проиграли две первые игры на выезде и покорно сдались в последнем матче дома.
Итак, Казани, во время локаута потратившей миллионы на игроков НХЛ в надежде выиграть чемпионат к тысячной годовщине Республики Татарстан (так у автора, на самом деле — 1000-летие города Казань, — прим. пер.), пришлось довольствоваться чемпионством на своем тысяча первом году. К тому времени мы с Линдой проводили отпуск в Финиксе, свозили внуков в Дизнилэнд и смотрели окончание плэй-офф в НХЛ.
Когда я оглядываюсь назад, на эту свою безумную авантюру, вижу, что очень многие вещи, которые беспокоили меня в связи с поездкой в Россию, оказались преувеличенными. Проблема перевода разрешилась очень быстро. Это вообще не было особенной проблемой. К концу я выучил некое количество русских слов и выражений и мог читать вывески. Я знал, что мне придется немного поучить язык, иначе я оставался бы в полном мраке, и меня бы это никак не устроило. Поэтому я сделал для себя небольшую карточку с кириллическим алфавитом и всякий раз, сидя в автобусе и видя какую-либо надпись, я доставал эту карточку и читал по буквам. За пару месяцев я освоил эти буквы, и, хотя с парой из них у меня всегда были трудности, через некоторое время я вполне хорошо читал. А вот разговорный русский язык может быть очень труден для восприятия, но удивительно, как, в конце концов, слух приспосабливается. Я не распознавал все слова, но мог слушать разговор и понимать по его ходу достаточно, чтобы схватить суть. Иногда, когда мы вместе находились на льду, и я догадывался, что мои помощники собирались спросить, я отвечал им до того, как вопрос переводился на английский. Было забавно. Они не ожидали. Через какое-то время я почувствовал себя достаточно уверенно, чтобы самостоятельно, без переводчика, выходить в город. Даже со своим ограниченным знанием кириллицы я мог понять, куда я шел, читая названия улиц и прочие вывески. Так что, чуть-чуть изучив язык, я мог больше управлять своей повседневной жизнью.
Когда я впервые приехал в город, все меня предупреждали насчет мер предосторожности. Но, как только я научился читать вывески и обходиться самостоятельно, я расслабился. Не думаю, что когда-либо особенно беспокоился о безопасности. Иногда мы возвращались домой с выезда часа в четыре утра, и автобусом нас довозили до дворца спорта. Поскольку до моей квартиры было всего метров пятьсот, я говорил: «Игорь, я дойду пешком». Он в ответ: «Нет-нет, нельзя пешком». Он нервничал, если я шел домой пешком, а у меня вовсе не было никакого беспокойства. Ну, кто там, в Магнитогорске, может попасться на улице темной зимней ночью, в 4 часа?
Когда я впервые приехал в Россию, я думал, что достаточно много знаю об их тактике и подготовке, но мне всегда было интересно — а что же бывает за кулисами? Какая внутренняя жизнь в этих командах? Что творится за закрытыми дверями? Были ли они все как Сергей Макаров, который, как только тренировка заканчивалась, просто исчезал и жил своей жизнью?
Мне также было интересно распределение определенных ролей среди хоккеистов. В Северной Америке всегда бывает распределение ролей. Не у всех в команде одинаковая мера таланта, поэтому начинаешь расставлять людей по ролям. В России Малкин является топовым игроком первой тройки, но у меня и в четвертом звене центр — тоже весьма мастеровитый хоккеист. В Северной Америке парни из первой и второй троек умелые и талантливые, а в третьем-четвертом звене — не настолько, поэтому приходится решать этот вопрос. Они не могут играть так же, как играют два первых звена. Поэтому уяснение ролей — вот что нам было необходимо проработать, попытаться убедить некоторых парней, что от них мы ждем другое.
У нас был игрок, Алексей Тертышный, который в предыдущий сезон забил около 15 голов, но с самого начала этого сезона у него не получалось. Где-то в середине регулярки я сказал другим тренерам: «Могу ли я поговорить с этим парнем и попросить его делать кое- что другое? Примет ли он изменение своей роли? Если у него не получается много забивать, давайте не будем списывать ему год. Давайте посмотрим, может ли он внести какой-то иной вклад, и может быть, это поможет ему в атаке». Они ответили: «Давайте попробуем. Он парень разумный». Мы стали говорить с ним о других аспектах его игры. У него отличная скорость, поэтому мы сказали: «Мы хотим, чтобы ты встречал соперника первым (в североамериканской терминологии — форчекинг, прим. пер.). Врывайся в их зону и оказывай на соперника давление». Я показал ему видеоклипы о том, насколько эффективным он мог быть в такой роли. Ему, похоже, понравилось. Мне же понравилось, что этот парень смог согласиться на изменение своих обязанностей — стать для нас «энерджайзером» и принести дополнительную пользу в последней трети регулярки. Он добывал для нас шайбу; он вынуждал соперника ошибаться. Он не стал зарабатывать очков намного больше, но был полезен. Так что, я пытался вносить подобные изменения, и иногда они даже срабатывали.
Мой опыт из времен тренерской работы в Северной Америке говорит, что тренер всегда что-то, какую-то роль, «продает». Именно так Боб Джонсон, тренер из Зала Славы, описал нашу профессию. Он говорил: «Мы — торговцы. Именно так. Мы всегда что-то продаем своим хоккеистам». В России я понял, что мне не пришлось ничего продавать. Хоккеисты «купили» коллективный, командный подход. Здесь не звездная система, хотя в команде есть доля звездных игроков. Когда бы Малкин ни перегибал палку, его одноклубники вправляли ему мозги. Они говорили: «Слушай, мы играем все вместе». Мои ассистенты, особенно Виктор Королев, всегда находили время поговорить с Малкиным. Он говорил: «Уважай своих партнеров по команде». Под этим он имел в виду простое «делись с ними шайбой, и результат будет лучше».
Это подход, базирующийся преимущественно на коллективистской природе их общества. Они хотят, чтобы игра оставалась такой же, и я думаю, что она будет оставаться такой же, в России, во всяком случае. С годами я пришел к пониманию того, что культурно- социальные системы стран отражаются в их хоккейных культурах, так что лучше эти системы знать. Когда я работал тренером в Японии, например, уважение к старшим было настолько глубоким, что молодые хоккеисты старались не играть жестко против более возрастных из боязни обидеть старшего. Одной из самых трудных задач у меня там было убедить игроков оставлять, при выходе на лед, свои культурно-социальные условности за бортом. Им приходилось принимать новую для себя, соревновательную хоккейную культуру, где выживает самый подготовленный, независимо от возраста или старшинства. Это была одна из самых тяжелых задач.
