Владилен Орлов - Судьба артиллерийского разведчика. Дивизия прорыва. От Белоруссии до Эльбы
Мы, разведчики и связисты, расположились в одном из домиков. Я вышел на улицу, прислушался. Тихо, мирно, безветренно и слегка морозно. Падает снежок. Слышны негромкие голоса у других домов. Редкое ощущение покоя. Утром встали спокойно. Снаружи та же тишина, все покрыто белым нетронутым снегом. Сад вообще выглядит сказочно, с облепленными снегом стволами и ветками. Та же мирная тишина, не хочется уходить с улицы. Доброжелательно беседуем с поляками на ломаной смеси языков, польском и русском. Они еще не разделились на две враждующие группы. Наслаждаются миром и освобождением. Однако короткий завтрак, и снова в путь.
Повернули на Познань, город, уже окруженный нашими войсками. Обреченный гарнизон Познани еще долго, около месяца, сопротивлялся у нас в глубоком тылу. Зачем они это делали и напрасно гибли — непонятно. Ограниченность командования, страх или его упрямство в сочетании с дисциплинированностью немцев? Из разговоров с ранеными, едущими на телегах нам навстречу, мы узнаем, что наши танкисты уже подошли к Кюстрину, который расположен на границе с Германией, и захватили плацдарм в 60–70 километрах от Берлина! Еще рывок, и Берлин падет?
По дороге, на одной из остановок, нам зачитали обращение Военного совета фронта, подписанное Жуковым, где говорилось, что враг разбит и деморализован. Здесь, в прорыве, у него мало или совсем нет войск (действительно, уже несколько дней не слышно ни одного выстрела, не видно ни одного самолета). Уже захвачен плацдарм за Одером, а это последняя водная преграда. До Берлина всего несколько десятков километров. Нашей группировке предлагалось (точнее, звучал призыв) сделать последний рывок и «с ходу овладеть фашистским логовом — Берлином». Мы были солдаты, естественно, не знали общей обстановки и безоговорочно верили авторитету Жукова («Где Жуков, там всегда победа»). Однако обращение, в наших глазах, попахивало авантюрой. Тылы отстали, боеприпасов мало (у нас только то, что было захвачено с собой на плацдарме), пехоты почти нет, она только подтягивается. Плацдарм, конечно, хорошо, но немцы наверняка уже сосредотачивают под Берлином свои, пусть последние, силы. Ничего не выйдет, как бы не попасть нам всем в ловушку. Ведь правый, северный, фланг фронта почти голый (наш сосед справа, 2-й Белорусский фронт, далеко отстал). Если противник ударит оттуда, нас легко окружить. Конечно, мы, солдаты, не знали всей обстановки, но солдатское чутье, основанное на опыте фронтовой жизни за эти 2,5 года, подсказывало, что такой вариант событий возможен. Подсказывало, конечно, тем, у кого голова варит, обстановкой интересуешься, ситуацию анализируешь.
В действительности так оно и получилось. От «захвата логова фашистов» командование отказалось. Удалось отстоять плацдармы на Одере, где немцы сосредоточили новые силы, а существенную часть войск, в том числе и нас, бросили за танковой армией (кажется, 1-й) на правый фланг, на север, на Померанию. Однако все по порядку.
Пока мы едем мимо окруженной Познани на запад, туда, где, как нам сказали, танкистами и передовыми частями захвачены плацдармы на Одере. Едем в плотном потоке машин, повозок, пехотных подразделений, движущихся по дороге и по обочине, больше по обочине, так как с дороги их сгоняют машины и танки. Сумерки сменились ночью, но движение не прекращается, хотя пехотных частей уже не видно, отстали. Канонада под Познанью осталась далеко позади. Ее уже почти не слышно. Движение идет рывками из-за пробок, то и дело возникающих на дороге. Никто не спит. Все морально готовимся к тяжелым боям на плацдарме, возможно уже завтра. Вот впереди появились отдаленные вспышки боя, похожие на зарницы. При остановках, сквозь шум движущейся лавины войск, слышны слабые звуки канонады. Значит, скоро прибудем на место. Вдруг наша колонна вслед за первой машиной съезжает на обочину. Остановка затягивается. Мы слезаем и топчемся у своих машин, переговариваемся, строим догадки. Мимо продолжается движение других частей. Мы как бы выпали из общего потока. Нам еще ничего не сказали, но, по тому же солдатскому опыту, понимаем, что ситуация изменилась и нас куда-то перебросят. Действительно, вскоре раздается привычная команда «По машинам!», и наша колонна сворачивает вправо, на север, прочь от основного тракта. Двигаемся на приличной скорости, благо пасмурная погода позволяет идти с зажженными фарами. Дорога идет по неширокому шоссе, обсаженному деревьями, все дальше и дальше на север. Впереди не видно даже признаков каких-либо войск, кругом темнота и тишина. К утру въезжаем в группу хуторов и останавливаемся. Большинство хуторов покинуто жителями, и мы располагаемся с комфортом в брошенных помещениях. Вскоре узнаем, что хутора принадлежали немцам, в том числе колонистам, ведь Гитлер присоединил эти земли к Германии. В дальнейшем предполагалось выселение поляков и, как я писал выше, их частичная или полная ликвидация. Естественно, что при нашем приближении «колонисты» поспешно бежали, бросив все нажитое. Опять мычат недоенные коровы, хрюкают некормленные свиньи, кудахчут брошенные куры, скулят собаки. Поляков здесь мало, в основном из работяг, обслуживавших хозяев. Они уже занялись своим хозяйством, прихватывая, правда, что-то из брошенного хозяевами имущества.
Утром или чуть позже узнаем, что дан приказ отдать все горючее танкистам, которые пойдут дальше, поскольку у них задача — не сбавлять темпов продвижения. Здесь у нас будет временная остановка до подвоза горючего. Когда его подвезут, двинемся нагонять танкистов (наши «Студебекеры» могут ехать значительно быстрее танков). Ура! Непредвиденная передышка! Мы, взвод управления, позавтракали трофейными консервами и компотами, обнаруженными здесь же, в подвале, выделили кого-то для заготовки бесхозных кур для обеда на костре или плите. Уже несколько дней наш и другие взводы не ходят на кухню. Все на самообеспечении. Вкуснее и сытнее. В перерывах между дежурствами я побродил один по хутору. Какие добротные постройки! Просторные каменные дома из нескольких комнат, кухни, подсобки. Аккуратный скотный двор. На втором этаже дома тоже комнаты, выше, на чердаке, помещение для коптильни. В доме полно хорошей мебели, белья, посуды, прочей утвари. Есть книги, правда мало и не везде. Вот это живут! Зачем они полезли к нам, где по сравнению с ними убогость и нищета? Такие мысли лезли в голову здесь и позже, когда шли по германским селам и городкам. Кое-кто нашел добротную немецкую форму и напялил на себя. На их фоне наши гимнастерки и ватники выглядят как тряпье.
Вскоре командир дивизиона майор Козиев выстроил дивизион и стал довольно грубо всех отчитывать. «Кур захотели! — кричал он. — Пожалуйста, наберите сколько хотите и все на кухню. Самодеятельность запрещаю! А немецкую форму снять и выбросить. Кого увижу, строго накажу! Командирам принять меры. Это же армия, а не колхоз!» Все молча слушали, переминаясь на месте. Потом разошлись и попрятали немецкое барахло, кто где: на машине много места. А еда как была, так и осталась. Попробуй, проследи, если и командирам тоже надоела кухонная похлебка. А наказание какое в этих условиях? Максимум лишний час в карауле.
