Крысиная тропа. Любовь, ложь и правосудие по следу беглого нациста - Сэндс Филипп
Профессор Года пообещал собрать рассекреченные документы по Лаутербахеру и передать их мне. В них могли оказаться имена или иные подробности, которые мы могли бы сверить с контактами Отто.
39. Лаутербахер
В ожидании досье на Хартмана Лаутербахера я вернулся к бумагам Шарлотты, чтобы проверить, упомянуто ли в них это имя. Я нашел всего одно упоминание — в расшифровке ее записанного на магнитофон разговора с историком Ханс-Якобом Штеле (пленка № 10). Разговор идет на фоне голосов Хорста и его сестры Трауте, всегда готовых броситься на защиту матери. Всего за час они со Штеле затронули всю жизнь Отто: ранние годы, Июльский путч, убийство Дольфуса, бегство из Австрии, Краков, шахматы с Гансом Франком, визит итальянского писателя Курцио Малапарте, Лемберг, Гиммлера, Италию, Буко и Кальтенбруннера.
Шарлотта жаловалась историку на неполноту своих воспоминаний: «В молодости я была так активна, что этот исторический период проспала» [737]. У нее хватало времени только на Отто и на его работу. В беседе был затронут последний проведенный ими вместе период в Больцано.
Он хотел ехать дальше в Рим, поведала Шарлотта Штеле, после того как пожил у женщины, с которой «столкнулся». Имелась в виду Нора.
— Зачем ему понадобилось ехать в Рим?
— Потому что там у него было много знакомых.
— Кто именно? — поинтересовался Штеле.
— В Риме он знал… — Шарлотта умолкла, то ли собираясь с мыслями, то ли забыв, что собиралась сказать. — Сейчас уже не скажу, наверняка это был кто-то, связанный с рейхсюгендфюрером.
Как понял герр Штеле, подразумевался Бальдур фон Ширах, глава гитлерюгенда.
— Лаутербахер? — тут же пожелал уточнить он, вспомнив фамилию заместителя фон Шираха.
— Лаутербахер, — неспешно подтвердила Шарлотта. — Дада, скорее всего, он.
Штеле спросил, от кого исходил совет перебраться в Аргентину. Шарлотта ответила, что не помнит.
— Мы не могли переписываться открыто, поэтому не упоминали в письмах реальных имен. Под конец он гостил у кого-то на озере Альбано, откуда вернулся в Рим смертельно больным, оттого Худал и склонялся к мнению, что его отравили.
— Кто мог отравить Отто? — спросил ее Штеле.
— Не знаю, но это могло быть в письмах. — И тут же спохватилась: — Нет, имен он никогда не называл.
— Как насчет немецкого офицера?
Шарлотта промолчала. Позже разговор вернулся к «убийству», как она это назвала. Она возлагала вину на Советы, знавшие, что Отто был «убежденным антибольшевиком, настоящим противником России».
— Но ведь это не могло послужить причиной его отравления?
— Нет-нет!
Хартман Лаутербахер давал свидетельские показания на Нюрнбергском процессе [738], а в 1984 году опубликовал автобиографию [739]. На основании этих его выступлений вырисовывается живой и красочный портрет воплощенного двуличия.
Британцы арестовали Лаутербахера 30 мая 1945 года и поместили в лагерь Зандбостель близ Бремерфёрде. Он провел там три года с перерывом на дозволенную поездку в Нюрнберг, где добровольно дал показания на процессе Бальдура фон Шираха — своего личного друга и близкого соратника, как он заверил судей.
Он ответил на вопросы о работе, включая зарубежные вояжи. «Я встречался с лидером британских бойскаутов» [740], — показал он, не упомянув посещения Итона в качестве заместителя вожака гитлерюгенда в ноябре 1937 года.
Нюрнбергские показания Хартмана Лаутербахера были уклончивыми. Он говорил судьям, что члены гитлерюгенда носили «национальный костюм», а не военную форму, и не играли никакой роли в антиеврейских акциях. Ежегодник гитлерюгенда он назвал ненадежным источником информации как «неофициальный» документ, пусть и издававшийся «центральным издательством» нацистской партии. Письменные показания под присягой бывшего коллеги о том, что Лаутбахер отдал приказ отравить сотни заключенных тюрьмы в Хамельне «синильной кислотой и стрихнином» или расстрелять, он назвал безосновательными: «Я никогда не отдавал такого приказа».
В автобиографии Лаутербахер тоже обеляет себя. Он описывает свой побег из британского лагеря в феврале 1948 года, лето в Баварии в обществе жены, нелегальный переезд в Италию, жизнь в Больцано, затем поездку в Рим, где он сразу явился к своему давнему другу епископу Алоизу Худалу. Они познакомились, пишет Лаутербахер, в 1934 году в гитлеровском юношеском лагере: посмотрели друг другу в глаза и сразу подружились, да так, что эта дружба длилась до кончины епископа. В Риме епископ ему помогал. Лаутербахер поселился у пожилой итальянской княгини, откуда было «рукой подать» до Кастель-Гандольфо, и не воспользовался возможностью эмигрировать в Аргентину, потому что хотел оставаться вблизи своей семьи. Он работал в экспортной фирме своего брата, получил итальянский вид на жительство и удостоверение личности. Никакая разведывательная деятельность в автобиографии не упоминается.
Несколько иная картина вырисовывается при изучении 28 рассекреченных досье контрразведки и ЦРУ на Хартмана Лаутербахера [741], присланных профессором Годой, сообщившим заодно, что дело Отто Вехтера пропало из архива контрразведки. Дело Лаутербахера относится к периоду с ноября 1948 по начало 1960-х годов и подтверждает, что он прибыл в Рим в 1948 году. Там он «вращался в неонацистских кругах» и активно общался с «друзьями из числа бывших высокопоставленных нацистов». В деле есть и другие подробности. Рост Лаутербахера был 5 футов 7 дюймов [742], он был мужчиной полного телосложения и якобы «активным гомосексуалом» на протяжении всей жизни. По вероисповеданию католик, выучился на аптекаря, был женат, имел троих детей, много пил и курил.
В досье рассказано о его «подпольном» существовании в Риме под вымышленными именами. Американская разведка, не спускавшая с него глаз, докладывала о частых встречах Лаутербахера с архиепископом Худалом (характеризуемым как «националист и антикоммунист») и с бывшими главарями различных итальянских фашистских группировок. Сообщалось, что он отклонил предложение аргентинского посла в Риме отправиться в Южную Америку (при условии, что Лаутербахер поможет перебраться туда другим немцам), описывались прочие виды его деятельности. Он объединял антикоммунистические группы в Германии и в Австрии, помогал создавать «антикоммунистическую информационную сеть с помощью Ватикана в сотрудничестве с архиепископом Худалом» и способствовал «спасению живущих в опасности немцев, переправляя их в Сирию».
В 1949 году Лаутербахер и епископ Худал учредили «Международную антибольшевистскую организацию» при поддержке, по утверждению самого Лаутербахера, властей держав-союзниц. Летом 1949 года он установил контакт с американской контрразведкой и стал передавать информацию о деятельности коммунистической партии и о ее активистах. Его связным был Джозеф Луонго [743], спецагент, живший в Гмундене и работавший на Томаса Лусида. Лаутербахер, как говорили, работал также на итальянскую разведку и имел контакты с «элементами, работавшими на русских».
В деле Лаутербахера были и другие сведения, уже напрямую связанные с Отто. Летом 1949 года 430-е подразделение Корпуса контрразведки узнало о советской «шпионской сети в Италии», состоявшей из немцев. Корпус составил список немцев, действовавших в Риме, куда входили трое знакомых Отто. Одним из них был журналист по фамилии Бауэр, работавший во время войны в Управлении VI СД, а теперь служивший «репортером Австрийского агентства печати в Риме». Второй — Вальтер Рауфф, организатор переправки бывших немецких офицеров в Сирию. Третья — Хеди Дюпре, та самая Пруссачка, которая была, как теперь выяснялось, не просто хорошей знакомой Отто: во время войны она работала секретарем германского военно-морского атташе и сотрудничала с абвером, немецкой военной разведкой. После войны, согласно документу, она стала сотрудничать с итальянскими разведывательными службами.