Феликс Чуев - Ильюшин
Мы, естественно, тут же двинулись к самолету. Но через два часа я пришел в КБ на Красноармейскую, и все уже знали, что Новожилову и Саксонову Хозяин «вогнал арбуз», как у нас выражались. И это не чересчур. Держать руки в карманах, действительно, неприлично. Во-вторых, целесообразно подойти к самолету поближе и вести разговор не обзорно, как экскурсоводы на Красной площади. Ильюшин требовал не только правильной работы, но и сосредоточения всего внимания на работе».
Когда Новожилов прошел по службе несколько ступеней и стал конструктором первой категории, получая вместе с летными и командировочными около 3000 рублей в месяц, ему предложили стать секретарем парткома, где оклад всего 2000 и никаких премий. Правда, полагалась еще бесплатная путевка и дорога да еще, если предприятие завоюет переходящее Красное знамя, то с разрешения райкома дадут тысячу рублей. И надо признаться, никакого желания идти на эту работу у него не было. Попросился на прием к Ильюшину.
– Знаешь, я тебе посоветую, – сказал Ильюшин, – если тебя изберут, все-таки соглашайся. У нас есть прекрасный ведущий, но дай ему трех человек в подчинение, он и сам завалится, и работу завалит. А партийная работа даст тебе возможность познакомиться с людьми.
Благословил.
«Здесь, наверно, и началось отношение ко мне Ильюшина не только как к секретарю парткома, – говорит Новожилов. – Он стал приглашать меня на все технические совещания. Даже в узком кругу совещание – приглашал. Ильюшин обладал, как теперь говорят, плюрализмом мнений – дурацкое слово „плюрализм“, я его терпеть не могу, так же как „консенсус“... Я потом понял, для чего нужно разнообразие мнений. Если взять за обзор предмета 360 градусов окружности, то один человек может смотреть на предмет из сектора в зависимости от своей эрудиции – от 90 до 180 градусов, а нужен круговой обзор.
Так вот, Ильюшин обладал способностью увидеть предмет с обзором в 360 градусов, но с той стороны, откуда ты не ждал. Это меня всегда поражало. А идешь к нему вроде подготовленный...»
Два с половиной года проработал Новожилов секретарем парткома и никогда не жалел об этом. В августе 1958 года у него в кабинете раздался телефонный звонок:
– Генрих Васильевич, ты можешь зайти?
У Ильюшина сидел директор завода Кофман. «Папа Кофман», как его называли, был организатор, государственный человек...
– Генрих Васильевич, как ты посмотришь, если мы тебя сделаем заместителем генерального конструктора? – спросил Ильюшин.
– Наверно, я с этим делом не справлюсь, у меня эрудиции не хватит.
– Я не родился с эрудицией, – ответил Ильюшин. – Когда ты будешь принимать в день по 30 – 40 человек, придет то, что вы называете ильюшинской эрудицией.
Состоялся разговор. А в сентябре Ильюшин привез Новожилова во Внуково. В то время были остановлены самолеты Ил-18 из-за катастрофы в Шереметьеве, прекратились эксплуатационные испытания. Когда толком разобрались в причинах, испытания возобновили и создали комиссию по их проведению. Ильюшин представил Новожилова как члена этой комиссии и своего заместителя.
«Мне было 33 года от роду, – говорит Генрих Васильевич, – и вот с сентября 1958 года по 1970-й, когда он ушел с поста генерального, и до его смерти в 1977-м мы работали в тесном контакте. В конце 60-х мы уговорили Ильюшина остаться, когда он дважды подавал заявление; меня вызвали в ЦК и сказали, что Ильюшин рекомендует меня, спросили, как я к этому отношусь. Я сказал, что у меня нет с Ильюшиным никаких технических противоречий и я всю свою жизнь согласен работать у него заместителем. Считаю уход Ильюшина преждевременным, потому что он обладает потрясающим авторитетом, огромными знаниями и сегодня еще не время отпускать его».
Сам Ильюшин говорил так: «Если я не смогу работать, придя на службу вместе со всеми, а уйдя после всех, я не смогу руководить коллективом». Это была его концепция, и сдвинуть с нее его не удалось. Ему говорили: «Сергей Владимирович, приходите после обеда». Знали: ему уже трудно вставать, раскачаться, разойтись... Он проработал еще три года.
«Я могу сказать и сегодня, что всю жизнь готов был работать заместителем у Ильюшина, – продолжает Новожилов. – Ильюшин давал возможность работать заместителю, а с 1964 года я был первым заместителем. Это тоже все происходило не просто, потому что мне пришлось на этом посту сменить Кутепова – процесс требовал больших переживаний. Если я принимал какое-то решение, я докладывал Ильюшину, и обычно мы находили общий язык».
Новожилов уже усвоил важную черту Ильюшина: не терпел неточных, непрофессиональных ответов. Это он определял мгновенно. Человек пытался выкрутиться, а Ильюшин говорил ему: «Знаешь что, ты лучше кончи разговаривать, иди разберись, а потом доложишь. Если своего времени не жаль, пожалей наше». Докладывать ему нужно было так: «Сергей Владимирович, это я видел лично и говорю уверенно». Или: «Это известно из достоверных источников».
...Поехали на «Чайке» на совещание. Ильюшин – рядом с водителем, его заместители Новожилов и Кутепов – сзади.
«Я даже место помню, – говорит Новожилов, – на улице Горького в районе магазина „Динамо“. Мы с Кутеповым разговорились о вчерашнем футбольном матче – в те времена футбол был игрой номер один. Разговорились и несколько увлеклись. Вдруг поворачивается Ильюшин и говорит: „Не могу понять, серьезные люди, едем на серьезнейшее совещание. Вместо того чтобы думать, какую позицию нам занять, вы разговариваете о пустяках. Как же можно?“
Мы прикусили языки».
...Ехали из Жуковского. В Москве остановились на красный свет. По переходу идет симпатичнейшая женщина. Зажигается зеленый, машина начинает двигаться, молодой Новожилов поворачивает голову, отслеживает. Проехали. Через минуту-другую раздается голос Ильюшина:
– Генрих Васильевич, а шея у тебя хорошо вертится!
Значит, тоже заметил эту красотку... Любил женщин. Красиво любил.
По крайней мере, помнил все имена, не как один «верный ленинец», который всех своих пассий называл Виками, чтоб не перепутать с женой. Жизнь... Работа и любовь. Работа была главнее.
Существовал порядок, что авиационную технику эксплуатировали по гарантии. Сначала действовала гарантия завода, а когда самолет отправлялся в ремонт – гарантия ремонтного завода, потом снова шел в ремонт, а понятие «технический срок службы» в Аэрофлоте отсутствовало. С инженером Константином Денисовичем Усиковым Новожилов составил программу, которая позволяла увеличить межремонтный срок службы самолета и ввести понятие «технический срок службы». Непростое дело. Разработали методику, и Новожилов рассказал о ней Ильюшину. А тому, если что-то не нравится, он не обязательно скажет, что это ему не нравится, а найдет другую причину, из которой станет ясно, что документ надо переделать. Чувствует – что-то не то, а сразу сказать не может. К тому ж, говорят, бумага должна вылежаться...
Ильюшин послушал Новожилова и говорит: «Это все хорошо, но самое главное – безопасность».
Разговор не получился, и письмо министру Логинову с изложением новой методики Ильюшин не подписал. Но прошло время, и он говорит Новожилову: «Генрих Васильевич, ты предложил интересную вещь, я сделал несколько замечаний, а вы две недели ко мне не приходите!»
Новожилов помчался к Усикову, они за это время кое-что подправили. Видимо, Ильюшина заинтересовало предложение Новожилова, но он не был готов с ходу решить, благословить или нет, и некоторое время обдумывал. Через полчаса документ был подписан, и методика начала действовать...
Все тут едино в этом характере – и руки у сотрудника в карманах, и разговор о футболе, и подписание методики... Полная сосредоточенность на главном деле. Говорят, вот так на роду написано, судьба. А был ли он суеверным? Наверно, как все авиаторы, в какой-то мере да. Однажды перед вылетом новой машины ему кошка дорогу перебежала, и он тут же отменил полет.
«Затрудняюсь сказать, верил ли он в приметы, – задумался Новожилов. – Но 13-м числом ни одного документа не подписывал, так же как и Новожилов не подписывает ни одного документа 13-м числом, – улыбается Генрих Васильевич. – Я ему как-то сказал, что забыл расписаться. Он говорит: расписываются только в трех случаях: во-первых, когда бракосочетаются, во-вторых, когда сдают человека на гауптвахту, в-третьих, когда получают зарплату. Во всех остальных случаях ставят подпись.
Что-то я подписал, а он говорит: «А почему ты числа не поставил? Ты знаешь, что подпись без числа недействительна? Это раз. Во-вторых, подпись без числа – это страшное дело. Если ты не хочешь оказаться безвинно посаженным за решетку, то всегда ставь число, потому что, представь себе, что есть твоя подпись под документом, но никто не знает, когда ты его подписал, и, если что-то произойдет, свалят на тебя».
Многое, о чем я рассказал, легло в основу формирования моего поведения. Вы не найдете ни одной моей подписи без числа, и на производстве не держу руки в карманах».
