Сирил Паркинсон - Жизнь и времена Горацио Хорнблауэра, знаменитого героя морских романов С.С. Форестера
Письмо нежно заканчивалось словами: «Вас будут очень рады видеть, когда вы прибудете, чтобы повидаться со своим сыном, который растет и умнеет с каждым днем. Это доставит удовольствие не только Ричарду, но и вашему верному другу — Барбаре Лейтон». В этот момент Хорнблауэру пришлось проанализировать свои чувства. Ему пришлось вновь напомнить себе, что он должен предстать перед трибуналом. Трибунал, конечно же, состоялся (14 июня) и председательсвующий на нем адмирал выступил с речью, в которой подчеркнул, что Хорнблауэр «сделал все возможное во славу страны, что трибунал настоящим и подтверждает».
Проблема сигнала, поданного Лейтоном также обсуждалась, но в конце концов была признана несущественной, так как перед трибуналом предстал не Лейтон, а Хорнблауэр. Офицер, выступавший в роли его защитника, доказал, а суд согласился с ним, что Хорнблауэр действовал правильно, исполняя сигнал, но его действия были бы правильны и в том случае, если бы этого сигнала вообще не существовало. Решение трибунала было встречено бурным одобрением всего флота, и когда Хорнблауэр покидал «Виктори», где проходило заседание трибунала, команда была выстроена на реях в спонтанной демонстрации. Но что должно быть признано замечательным совпадением: Хорнблауэр был приговорен к смерти заочно (in absentia) французским трибуналом еще 10 июня, но это решение было утверждено императором Наполеоном в тот же самый день, когда было оглашен вердикт трибунала в Портсмуте. Сам же Хорнблауэр ничего не знал об этом в то время и вряд ли бы был бы сильно обеспокоен, если бы ему стало об этом известно. Ему было достаточно почетной реабилитации и высокого мнения о своих заслугах, которое он действительно заслужил у старших офицеров и товарищей по службе. Еще больше приветствий досталось ему на пристани, а затем, к своему удивлению, Хорнблауэр обнаружил себя в почтовой карете, спешащей в Лондон. Они достигли столицы в сумерках и мистер Хукхэм Фрир, который был выслан навстречу Хорнблауэру, благополучно сопроводил его в дом номер 10 по Даунинг-стрит, в Военное министерство, а к десяти вечера доставил капитана в Калтон-Хауз. Прежде чем Хорнблауэр понял, что происходит, принц-регент произвел его в рыцари, наложил на него знаки Достопочтенного ордена Бани и к тому же объявил о его производстве в полковники морской пехоты — синекура, которая должна была принести Хорнблауэру дополнительных 1200 фунтов стерлингов в год. Хорнблауэр завершил этот бурный день в специально снятом для него номере гостиницы «Золотой крест»: он приобрел и славу, и состояние.
Сэр Горацио Хорнблауэр, Рыцарь ордена Бани посетил леди Барбару в ее городской резиденции 15 июня и был столь удачлив, что застал ее милость дома. Здесь же он впервые встретил Ричарда, своего единственного сына, который в свои четыре месяца был просто воплощением живости и здоровья. Более сентиментальный исследователь предположил бы, что Горацио и Барбара тут же бросились друг другу в объятия со слезами счастья на глазах, оттого что все препятствия к их счастью отныне исчезли. На самом деле, с этим было не так уж просто. Во-первых, оба они были в трауре, и ни о какой свадьбе не могло быть и речи до тех пор, пока со дня смерти Лейтона не пройдет двенадцать месяцев. Во всяком случае, ближайшей возможной датой мог стать один из дней в начале октября, причем и речи идти не могло об обручении раньше 12 сентября. Пока же следовало соблюдать некоторые условности, но мы можем быть уверены, что они отлично поняли друг друга, а окончательное воссоединение любящих сердец было предопределено еще и тем, что ребенок остался с леди Барбарой. Тем не менее, чтобы избежать скандала, сэр Горацио покинул город, полагая своей первой задачей обзавестись поместьем. Было бы несовместимо с достоинством Барбары и его собственным, если бы им пришлось провести свой медовый месяц в бывшей резиденции Лейтона. Он должен был приобрести свой собственный дом и дом этот должен был находиться в графстве Кент. Мысли Хорнблауэра инстинктивно обратились к Смоллбридж-Мэнор. Он написал 18 июня мистеру Ходжу и получил радостно удививший его ответ, что старый мистер Бернет скончался в 1809 году, так что если Хорнблауэр все еще интересуется этим поместьем, то пусть приезжает как можно быстрее. Проклиная человеческую глупость, Хорнблауэр сразу же отправился в Мэйдстон, куда и прибыл 25 июня. Самое раннее из его сохранившихся писем к Барбаре написано как раз оттуда и датировано 27 числом того же месяца.
Гостиница «Королевская звезда»,
Мэйдстон.
Моя дорогая леди Барбара!
Думаю, что мне суждено стать землевладельцем, потому что мне уже сейчас изо дня в день досаждает своим поведением мистер Ходж, который то говорит мне, что интересующее меня поместье вот-вот будет выставлено на продажу, то вдруг начинает уверять, что его нынешний владелец, кузен покойного мистера Бернета, не намерен продавать его ни за какие деньги. Между тем его партнер предлагает мне другой вариант, около пятисот акров всего за 1300 фунтов неподалеку от Танбриджа — так дешево, что это само по себе настораживает. По его словам, эта земля может приносить мне до 200 фунтов ежегодной ренты. Я настолько измучен и истерзан этими поверенными, что решил поехать в Шропшир и сделать покупку самостоятельно.
Вчера мне удалось осмотреть Смоллбридж и должен признаться, что за прошедшее время были приложены некоторые усилия, дабы устранить последствия почти полувекового запустения, однако единственным осязаемым результатом этого стал ужасный запах свежей краски. Завтра я выезжаю в Бриднорт и сожалею лишь о том, что каждый новый день путешествия все больше отдаляет меня от тех, кто мне дорог. Поцелуй за меня Ричарда и заверь его, что кампания, которую я веду сейчас, столько же в его интересах, сколько и в моих собственных — или я даже дерзну предположить в НАШИХ?
Вчера почта доставила мне от тебя очаровательное письмо, в ответ на которое могу заверить тебя, что комнаты в здешних гостиницах чистые, а позавтракал я хорошо — чай, хлеб с маслом и яйца.
Я снова напишу тебе завтра, скорее всего уже из Сен-Олбанса и буду стараться противостоять желанию повернуть к северу, чтобы как можно быстрее оказаться на Бонд-стрит. Так или иначе, я должен уладить это дело и когда я в следующий раз увижу тебя, то расскажу о своем успехе — поверь мне.
Твой любящий друг —
Горацио Хорнблауэр.
Судя по всему кузен, унаследовавший состояние Тома Бернета, был эксцентричен не менее его самого. Тем не менее, выяснилось, что он служил некоторое время мичманом и с тех пор продолжал декларировать свою принадлежность флоту (по крайней мере, на словах). Возможно, по этой причине, а возможно, благодаря славе Хорнблауэра, скорее же всего из-за того, что ему очень нужны были деньги, экс-мичман Королевского флота в конце концов дал себя убедить и согласился на продажу Смоллбриджа. Договор был подписан в Бринджнорте, а передача прав оформлена в Мейдстоне с последующим заверением в Лондоне. Затем возникла проблема приведения дома в пригодный для жилья вид хотя бы к октябрю, что наверняка не было простым делом после столь длительного периода запустения. На счету Хорнблауэра было много побед, но эту битву ему предстояло проиграть.
