Ингар Коллоен - Гамсун. Мечтатель и завоеватель
Перед тем как Марии предстояло родить первенца, в начале марта 1912 года, ее супруг решил уехать.
Через два дня он получил телеграмму от Марии о том, что у него родился сын. Он тут же заказал ящик ярко-красных апельсинов, который посыльный должен был доставить Марии и ребенку. У заезжего торговца он приобрел для Марии шляпу и огромное страусиное перо: «Ну вот, ты теперь со мной не расплатишься, даже если мы с тобой пролежим в постели всю Троицу»[212], — озорно шутил он.
Мария думала о крещении младенца. Отец решил, что его должны назвать Туре. Следует проявить уважение к старшему поколению из Гамсунда. Но при этом отец ребенка и не думал возвращаться домой. Мария описывала ему, как красив малыш, как она лежала рядом с ним по ночам и не смыкала глаз, потому что не могла оторвать от него взгляда. Он писал ей, что она должна проявлять как можно больше нежности к их сыну.
Он вернулся домой только через два месяца. Мария долго размышляла о том, какие слова ее муж, писатель, произнесет, впервые увидев своего сына. Это был самый конец апреля 1912 года. Он долго вглядывался в личико Туре, а потом произнес:
— У него удивительно красивые ноздри[213].
После рождения сына началась еще более активная деятельность, связанная с благоустройством усадьбы и ведением крестьянского хозяйства. Старший сын Гамсуна, наследник, должен иметь право гордиться своей усадьбой. Скугхейм должен стать усадьбой, о которой будут с уважением говорить в окрестных приходах. Писать для него было важным как никогда, его слова обрели невиданную значимость. Писатель должен воспевать труд на земле. В статье «Слово к нам» он ставит диагноз больному обществу и предлагает средство исцеления: «Надо вынуть руки из карманов и приняться работу. Тогда наш народ не станет нацией содержателей гостиниц и обслуги. Мы должны осушить наши болота, насадить леса, освоить огромную провинцию Нурланн»[214].
Как раз этим-то он и занимался в то время.
Ранее ради денег он предпринимал попытки сочинять пьесы. Но пришло время, когда это стало невыносимым. Он предпочел продолжать писать романы. Как-то раз Мария пришла в большую комнату и застала его стоящим у печки — он бросал в огонь целые страницы и небольшие листочки, заполненные его изящным почерком. Четыре года назад он убедил ее написать заявление об уходе из Национального театра. Теперь он сам, бросая в пламя листок за листком, сжигал мосты, связывающие его с театром. Мария должна была воспринимать это как победу.
Первоначально он намеревался закончить в течение года и пьесу, и роман. Теперь он вовсю торопился с романом. Летом 1912 года он засел за работу в своей большой комнате. Женщины в доме едва дышали и ходили на цыпочках, боялись смеяться и громко разговаривать, греметь кастрюлями или обращаться к нему, если он только сам не проявит желание вступить в разговор.
Наследник тоже оказался смышленым парнишкой. Он быстро усвоил, что стоит ему издать малейший звук, как отец тут же подходит к нему, берет на руки и начинает с ним играть или призовет к этому маму.
Этим летом в Скугхейм приехала его дочь Виктория. Отцу показалось, что его дочь слишком любит играть и что у нее нет чувства ответственности. Когда она уехала, он написал Берлиот письмо с жалобами. Та пыталась защитить дочь[215].
Гамсун отправился в местечко Юнкердал — это во внутренней части страны, всего в трех милях от шведской границы. Со времени своего пребывания в Вальдресе в 80-х годах, когда он чудесным образом излечился после возвращения из Америки, он проникся убеждением в целебности континентального климата. Но при этом его тревожили мысли о том, что Скугхейм остается без его хозяйского глаза. Он посылал Марии длинные письма, в которых напоминал ей, что листья турнепса и картофеля боятся заморозков, что пахоту надо продолжать, что агроному нужно напомнить, откуда брать торф для пашни — из того же места, где и в прошлом году. Он подсчитал, что в этом году его, наверное, наберется сорок возов. Он спрашивал также, починили ли телефон, заказали ли кузнецу дымоуловители. С кузнецом ей следует быть любезной. Может быть, кузнец смог бы что-то наладить и в печке в гостиной так, чтобы она перестала гудеть, это гудение действует ему на нервы. Привыкла ли она сама и горничные ходить за водой по аллее? Проветривала ли она подвал? Сад нужно глубоко перекопать и внести удобрение. Он сам бы с удовольствием сел на трактор и перепахал бы тот неплодородный участок, что рядом с домом, где живут работники. Мария должна проследить, чтобы земля была распределена ровным и не слишком тонким слоем повсюду, для этого можно брать землю и на пустыре, там, где раньше была конюшня. Что касается запаса дров, то их вполне достаточно, так что не нужно рубить деревья, из-за этого только расширяются болота[216].
Гамсун не только тревожится, но и радуется хорошим результатам, полученным от ведения хозяйства: был выращен хороший урожай картофеля — 60 центнеров. А чувство радости тут же вновь вытеснялось новыми заботами. Хорошо ли себя чувствует свинья в хлеву? Сделан ли проем в стойле у коровы Розмарин так, чтобы телочке Квите было удобно сосать? Убрали ли с поля валуны, из-за которых была повреждена жатка? Необходимо поменять упряжь у Буланки…
В этом рыбацком сообществе, в котором они теперь жили, оказалось немало семей, где всем заправляли женщины, все обязанности по хозяйству оказались возложенными на их плечи, но это не были такие большие хозяйства, как Скугхейм. А вот Мария вынуждена была вставать в шесть утра, и работа ее продолжалась до самого позднего вечера. Утром и вечером она работала в хлеву, постоянно надо было готовить и подавать еду, порой каждая трапеза продолжалась в две смены, ведь у них было так много работников. Были и другие дела, в которых она должна была принимать участие, ведь хозяйство постоянно расширялось, Гамсун затевал все новые постройки, осушение болот, прокладку новых дорог. Ей приходилось присматривать за уборкой камней, вникать в севооборот, следить за распашкой целины.
Она была против его отъездов ради творчества. Она воспринимала это как предательство. Ведь они обещали друг другу жить именно такой жизнью, работать на земле, трудиться на литературной ниве и рожать детей, в священном триединстве. Но так не получалось.
Его творчеству подчинялось все, и теперь тоже. Он говорил, что должен писать много как никогда, для того чтобы быть в состоянии оплачивать все расходы. Она попыталась убедить его в том, что постройки в Скугхейме не должны быть столь грандиозными и многочисленными, что не следует расширять дальше пашни, что лично ей вполне хватило бы ухода за тремя коровами, свиньей и несколькими курами.
